Размокли картонные крыши,
Скукожились стены домов,
Акрилом стекают афиши
В асфальтово-черный альков…

А мы все по-прежнему где-то
Над городом… и над землей
Шагалово смотрим на это,
Касаясь друг друга душой.

Меня грызла обида, хотелось реветь, огрызаться на любые вопросы и не смотреть никому в глаза…
Я понимала, что все это детский каприз отобранной игрушки или недоложенных сладостей. Но как было остановить подступающий к горлу комок и тоску, крадущуюся за мной по пустым стенам белой палаты…
Я скребла ногтями шершавую известку, я ненавидела эту больницу, мне хотелось домой… Просто домой…
Но врачи не отходили от моего пузика, слушали, как там дышит ребенок, задавали по кругу одни и те же вопросы и постоянно мерили давление.
Я превосходно себя чувствую! Нет, у меня ничего не болит. Голова не кружится. Почему я должна чувствовать себя плохо? Высокое давление? Нет, у меня обычно всегда низкое… Я так от него устала, что высокое теперь кажется раем… Отпустите меня домой!… Еще месяц…
Я только закрыла сессию и надеялась, что хоть немного отдохну перед Левой… Побуду одна с мужем и представлениями о ребенке… Мне совсем не нужна эта больница.
Мне плохо здесь… Я хочу домой…
— Рита? Я в больнице. Нет, еще не рожаю, рано, просто упекли… Я не плачу! Кто плачет? Ты плачешь? Ты то что?… А ну перестань, что случилось? Да, перестань ты… Скажи толком. Берр… Ты серьезно? Давно? Месяц… Молчу? А что я скажу?… Кто все против? А мама?… А он?… Что делать? — Что делать, что делать — РОЖАЙ!
Я не смеюсь… ну да, да, я смеюсь… да и ты ж тоже…
Че ты ржешь, дурочка? Истерика? У меня тоже…
Роди мальчика — будут лучшие друзья с Левой…

Симметрично относительно меня находится только то, что не является мной, ведь не может же отражение быть мной? Все, что вне меня — мною уже не является. Значит — между мной и не-мной есть какая-то грань, ось, симметрично располагающая меня и мою тень, мое отражение, модель меня в чем-то другом.

Делаем переворот — переворачиваем мою тень — так, чтобы получилась поворотная симметрия, как в свастике… Тогда между мной и не-мной будет уже не грань-линия, а точка, точка-центр, вокруг которого вращается и моя реальная оболочка и то, что на нее похоже.

Я знаю —
Это центр Вселенной
То, что между нами сейчас…
Точка
Центр
СцЕпленные ладони
Узел
Прямая связь…

Если бы госпожа Случайность не бросала подачки совпадений, мы бы верили в ее абсолютную власть над нами. Видимо, ей не нужна наша вера, ей хочется всегда оставаться в тени. Эта маленькая богиня потешается над нами, вводя в тупик и предлагая нам мнимую свободу в виде сомнения, в зависимость от которой мы впадаем почти сразу, как только ловим кайф отрыва от одной иллюзии перед включением в другую…

Иногда кажется она — за моей спиной. Что она там делает — не знаю, не вижу ведь. По эту сторону — только то, что удается разглядеть, но это, опять же, при открытых глазах и хорошем освещении. А вообще — еще и зрение слабое… Поэтому достоверности в видимом не так уж и много. Есть еще то, что внутри, при закрытых глазах или просто в замутнении взгляда. Там совсем все по-другому, и от меня много чего зависит. И кто из них настоящая реальность — я не знаю… Поэтому вот сейчас возьму ту, что внутри, преобразую в видимую плоскость, допустим на этом клочке бумаге, и уйду, ни разу не обернувшись, оставив за спиной то, чего больше не увижу, но что и будет, возможно, настоящей реальностью.

Круглый стол с полупрозрачной голубой панелью, по которой бегают воображаемые стенами гномы. Воображулистые стены, моргающие глазками и нервно оглядывающиеся по сторонам в ожидании пришествия. Шторы… какие шторы в 2080 году? галлюцинации штор все еще покачиваются на атавизмах гардин. На шторах — маски, конечно же маски)

Клик. В изящном красном кресле во главе стола проявилась Коломбина.
Запаздывают сообщники. Спят что ли? — выбросила она мысли в потолочную панель.
Под ее строчкой тут же появилась строчка Влада:
Это вы спите, а коты уже давно не спят, лет тридцать… С тех пор как на Землю спустилась первая космическая летательная кошачья миска… Коты резко пошли в эволюционный рост и по праву завоевали свое место в людском обществе!
— Да уж, — подумала Коломбина, оборачиваясь к огромной белой живности справа от нее, едва вмещающейся в синее с пушком кресло.
— И Лежалки у вас неудобные, — проворчал кот.
— Вообще-то это сиделки, — решила возразить хозяйка, — просто некоторые на них, почему-то, лежат…
В спор вмешался Виталий:
— Нет, Коломбо, у тебя, и правда, неудобно тут все стало: ну к чему этот весь неоновый пластик? — как хорошо раньше было… по-живому все…
— Ага, у каждого своя хата и выход в раритет.
— Интерес, — перебил Коломбину Влад.
— Нет, — вмешался Штоколов, — как-то по-другому это раньше называлось… Дай Бог памяти…
— Надо у Ивана спросить, он как раз что-то историческое пишет.
Иван появился последним. Кресла все заполнились сообщниками. Только Николай все никак не мог проявиться до конца. Коломбина скосила взгляд на Влада,- кот чем-то хлопнул по столу, и оболочка Николая резко проявилась — проснулся…
— Ой, простите, всю ночь рисовал космические спирали, но я готов лететь и дальше! Кстати, когда вылет? Как не готовы?! Мы же еще на той неделе собирались… я даже рюкзаки собрал… на всех…
— Я не лечу! — скатегоричничала Надежда. Мне здесь хорошо, в конце концов — Маскарад можно и подштопать немножко. Кстати, шторы — это моя работа!
— Лучше бы скатерть-самобранку кто сделал, — проворчал Иван, — а то Коломбина готовить так и не научилась.
Влад довольно подтвердил.
— Ну ладно! — разозлилась Коломбина, — начнем все-таки! Жень, доставай «Максимку» — да не этого, а того, что с урановыми боеприпасами — будем в пиратов играть!
Давно не играли кстати)
— Неее… Я такое после обеда не буду, — заявил Штоколов, — да и проекция моя как-то слабовата стала после вчерашнего Дня платинодорожника…
— Все бы вам в ваших пиратов — подхватил Влад, облизывая лапку, — четвертое тысячелетие на носу, а вы все из детства не вылезете.
— Нет, я ничо не понимаю — мы играть будем или нет???

Сегодня Рома попросил у меня карандаш. Переспросила: может лучше фломастеры? — Нет, потребовал именно карандаш. Но не на стенах пошел рисовать, как обычно, а деловито так запихал его в дуло пистолета. С ужасом отобрала у него игрушечку — проверить: не выстрелит ли… Хорошо, что курок уже не работает, а то карандаш заместо стрелок с липучками… отлично бы куда-нибудь попал…

Говорят: не стоит детей приучать к таким игрушкам и позволять играть в стрелялки, войнушки п пр. Но как не купить им пистолет, когда они на каждом шагу продаются, чуть ли не в каждом мультике из них стреляют. Сами дети, складывая пальчики в кулачок и оттопыривая указательный пиф-пафаются со смехом и радостным визгом.

Я чувствую
Напряжение,
Как сдавленная пружина,
Смятение,
Расслоение
На робокое Да и Против…
И слабость,
Какую-то слабость…
От близости
Риска власти
И одиночества —
Сладость,
Присущую эгоизму…
Еще один
Вдох
И Выдох —
Меняю
За кругом круг,
Теряю
Привычную
Радость
Не знать
Тебя,
Не любить…

Остановка должна быть недолгой. Жанна сразу дала понять отряду, чтобы сильно не расслаблялись. Впереди еще долгий день.
Не смотря на тяжесть доспехов, она сама спешилась и направилась к ручью, попросив не беспокоить ее.
— Здесь полно бургундских шпионов, — попытались ее предостеречь, — но Жанна сделала вид, что не услышала и скрылась в ольховой заросли.

Ей ничто не мешало. Ни эти прилипчивые кусты, преграждающие путь к воде, ни камариное облако, ни боль в правом боку… Было подозрение, что ее чем-то траванули, но организм пока справлялся с дворцовыми интригами, и это радовало. Нельзя было показывать свою слабость, иначе это вялое войско еще больше раскиснет.
Воительница склонилась к ручью, любуясь отражением неба в нежно-серебристых облачных разливах. Вода охлаждала руки, боль от царапин и натертостей почти не чувствовалась. Заморозить бы так все тело – думала она – и душу…
— Душу-то зачем? – раздался мелодичный голос. Жанна резко выпрямилась, оглянулась и прошептала:
— Святая Екатерина.

— Твоя душа чиста, даже слишком… Ты устала, пора остановиться.
— Медлить нельзя, Святая, я должна помочь освободить этот город!
— О, поверь мне, Компьеню ты пока не нужна.
Жанна не верила. Боевой дух в рядах ее воинов падал, везде требовалась ее, именно ее помощь. Но покровительница знала больше, и девушка прислушивалась к ее словам.
— Что меня ждет? – спросила она обеспокоенно. Екатерина подошла ближе и развернула Жанну к ручью. На поверхности было все то же нежное небо, только теперь еще и рисовались очертания какого-то красивого строения, зеленый луг и маленькие фигурки бегающих детей.

— Что это?
— Твоя родная земля, будущий замок, дочь, сыновья…
Глаза девушки опустились. Под тяжестью железных лат, внутри этого крепкого панциря была все та же маленькая Жанетта, что бегала по этим лугам, гоняясь за мальчишками, как и эта девчушка. Видение исчезло довольно быстро. Подул тревожный ветерок, небо начало темнеть. Жанна спросила:
— Когда же?
— Когда повернешь в другую сторону. Всех не спасешь, — добавила святая, заметив хмурую морщинку на лбу подопечной.

— А это? – вскрикнув, указала девушка в сторону ручья, — это что?
— Огонь, Жанна, это огонь… и предательство…

Я строптиво улыбнулась —
Ты мигнул в ответ,
Пригласил меня на танец.
Почему бы нет?
В этом вечном рок-н-ролле
Слаще нету мук,
Чем в кружении покорной
Быть для ловких рук.

Мы сломали пару стульев
И один буфет,
Доломай еще светильник —
К черту этот свет!
Не хочу о чем-то думать,
Да и ты забей.
Никакая я не детка!
Укушу!
Не дрейфь;)

Все устала — дайте выпить
Где же этот гад?..