Не удивительно, что мне никогда не хотелось быть женщиной. Как часто, сидя под парусами, я кляла судьбу за то, что родилась не мальчиком. И в отместку ей за неудачную шутку — назло делала все так, чтобы не чувствовать себя ущербной половиной человечества. Я презирала всех женщин без разбору. Надо ли объяснять, как меня бесил этот маскарад? Это платье — ужасно розовое, с вышитыми на подоле бабочками… рюшечки и белоснежные ленточки, кружавчики на пышных рукавах… и бисер на бархатных туфельках. Но ради золота, причем — нашего, надо было постараться.

На прощанье папаша успел еще совет дать:
— Выпей побольше и забудь про зубки. Увидишь жемчуг и монетки — женское само придет.
Помню его смех — наглый и довольный.
— Но сильно не напивайся, помни про дело. — предостерег он напоследок.

Дело, в принципе, шло нормально. Вражьей пьяни нравились все женщины, что были в таверне во время празднования. Я подсела к молоденькому, который уже едва держался за стол. Его было легче всего тащить до корабля. Щуплый и хиленький, хорошо, что он не сопротивлялся, — моей злости вполне хватило бы на тот момент, чтобы выместить на нем свой гнев. На борт меня пустили охотно. Любезно предложили даже заменить Шпаненка «настоящими мужчинами». Пришлось применить пару своих излюбленных приемчиков, не удержалась. Синяк очень шел носатому, захотелось тут же поставить другой, но он обиженно захлюпал носом и проскрипел:
— Ну и шалавы пошли…

Стало смешно, тогда я вошла в раж. Выставила вперед ножку, уперлась руками в бока, слегка наклонила влево голову и заманчиво улыбнулась (сто раз видела этот женский заманок — вот уж не думала, что придется применить!). Сработало! Высокий белобрыс, криво оскаливаясь, хищнической походкой медленно подошел ко мне. Почти полностью потеряв бдительность, он даже не заметил, как оказался головой в бочке с селедкой. Ну хоть какое-то развлечение от всей этой операции! Войдя во вкус, я еще несколько раз применила эти коварные ловушки, вспоминая все, что когда-то видела или слышала о женском боевом арсенале.

Не все, конечно, шло, как задумывалось… Мою мардашку пару раз обозвали «милой», норов — «жгучим», фигурку — «стройной». Одному наглецу даже удалось потрогать мою коленку. За это он поплатился разбитым носом, от нее же. Но положение грозило усложниться. Пираты возвращались на корабль догуливать эту ночь. Все были счастливы и веселы. Еще бы! Легко пропивать чужие сокровища! Мне надо было быть поосторожнее. Поэтому при капитане я постаралась быть посмирнее.

— Эй, ты что здесь буянишь? Ликерчику перебрала? — крикнул мне изрядно пьяный Кривой Глаз. Его не зря так прозвали, — глаз был настолько мерзко обезображен, что вся его морда внушала уважение уже хотя бы потому, что глаз все-таки еще держался, зловеще и подозрительно на всех кося. Я не растерялась и ответила:
— Жду настоящего пирата! Тут только сброд какой-то… Едва на ногах держатся, а еще и любовь обещают!
Капитану понравился мой выпад. Тут же решил доказать, что пираты на корабле все-таки имеются. Пришлось разрешить ему даже приобнять меня за плечи, пока шли в его каюту.

Не сказала бы, что увидела что-то новенькое или необычное… Но все равно было как-то не очень. Голый Кривоглаз был еще безобразнее. Что? Теперь моя очередь? Я на мгновение растерялась, но нужно было как-то выкручиваться. Благо, он был уже весьма пьян, и, похоже, тоже не знал, с кем связался. А на стене висела замечательная шпага, длинная и тонкая, с позолоченной рукоятью и рисунком в виде соколиного глаза. Она-то и стала моим первым личным трофеем. А капитана пришлось убить, — раздражал он меня в таком виде, с улыбочкой своей наглой…

Дальше шло легче. Надо было только плеснуть побольше яду в допиваемое пиратами вино. Настроение у меня явно улучшилось, поэтому свою команду я встречала сидя на корме с бутылкой красного вина из капитанской каюты и с дорогой шпагой на боку. Морской Бог был доволен. Яд, правда, подкачал… Он не то чтобы не свалил «победителей», он их едва усыпил. Или кровь наша пиратская такова? Сама по себе — яд? Шпагу мне разрешили оставить себе в качестве поощрения, а вот Кривого Глаза отец мне прощать не хотел, — лишила его права мести.

Слухи о Маленькой Пиранье быстро расползлись по островам. Я стала местной знаменитостью. Но вот платья я зареклась с тех пор надевать. К мужчинам стала относиться еще более жестко. А вот женщин даже немножко зауважала.

Капитан наш — хитрый, зараза! Ему эта история показалась не только забавной и полезной, но еще и очень заманчивой… Он стал обдумывать новый план, плавно подбираясь ко мне, постепенно туша мой гнев раскрывающимися соблазнами.

Я выросла настоящей морской разбойницей. Не советую кому-либо в этом сомневаться. И пусть не во всех грабежах удавалось поучаствовать, — меня во время запирали в капитанской каюте, — все же я многому научилась у этой неугомонной компании. Я, как и все они, жаждала денег, трофеев и развлечений. Вот только мои развлечения несколько отличались от того, что вытворяли на берегу пираты. Да и вина я много не пила – не вмещалось.

Прибыв в большой порт, я сразу же мчалась на местный базарчик. Очень уж мне нравились всякие безделушки. Но платила я за них редко… Азарт чего-нибудь стянуть однажды чуть не стоил мне каторги, но я ловко выкрутилась — прикинулась припадочной. Закатив глаза и высунув язык, я так долго корчилась на земле, что обступившая меня толпа скорее начала проявлять ко мне сочувствие, нежели бешенство. Все кончилось, когда кто-то милостиво предложил добить меня, чтоб не мучилась. Зрелище нужно было завершить. Благо, на помощь уже поспешили морские волки, пообещав всем устроить бучу за их «корабельную рабыню». За «рабыню» они сами чуть не получили бучу от меня. Но я сдержалась. Выживать таким, как я, среди пиратов очень трудно, а мне нужны были союзники.

Моим любимым развлечением было ходить на небольшие уличные спектакли по праздникам или под специальными навесами в крупных городах. Я смотрела все подряд, не скупясь на оплату, еле сдерживаясь, чтобы самой не залезть на сцену и не проучить какого-нибудь пройдоху. Пару раз я запульнула в актеров бутылкой, за что меня выгнали из шатра и чуть не избили на площади. С тех пор к тому, что происходило на сцене, я стала относиться с трепетом, ограничиваясь только громкими выкриками ругательств.

Корабельная жизнь — это постоянная гонка за наживой. Каждый, кто не выказывал желания подчиняться Морскому Богу, сразу же попадал в список врагов. А так как подчиняться должны были все, — врагов у нас было не счесть. Кривой Глаз думал, что он всех хитрее, когда предложил моему отцу вместе отправиться на поиски клада одного островного племени. Нам нужно было проникнуть в Широкие пещеры, пробившись сквозь стену защищающихся аборигенов. В глубине нас ждал «солнечный металл», поэтому на мелкие отряды голых людей с копьями особо никто из нас внимания не обратил.

Наши лодки довольно быстро проникли в холодные пещеры, но ничего, кроме храма с какой-то статуей мы там не обнаружили. А на обратном пути даже чуть не заблудились. Пока мы плутали по подземной реке, команда Кривого Глаза опустошила селение на другом конце острова, забрав у них все золото. Им помогло в этом отсутствие основного состава защитников, которых мы как раз и отвлекали.

Морской Бог был в ярости! Со злости он чуть не пришил одну из наших рабынь. В таком состоянии он обычно вспоминал, что все зло от женщин, и на корабле им вообще не место. Я тут же залезла повыше на мачту – на всякий случай… Но старый черт меня заметил. На мгновение задумался и резким выкриком приказал слезть. Я затрясла головой и показала кукиш. Тогда он пригрозил, что изрубит мачту топором, а меня скормит акулам. Потом немного размяк и более спокойным, чуть мягким голосом позвал к себе обсудить одну «вещь». Это означало, что у хитреца назрел план, как всегда коварный и ловкий.

Спорить было бесполезно и даже опасно. В ближайшем порту меня нарядили в женское платье. Очень неудобным оно мне показалось и даже глупым. Я долго хихикала, пытаясь понять, как в нем ходить. А лазить под парусами? Нацепили на меня кучу блестящих побрякушек, распустили и расчесали волосы, не без синяков конечно… В долгу никто не остался, прикасаясь ко мне. Когда меня вывели и показали капитану, он скептически глянул на меня сверху вниз, хмыкнул и только и бросил, что:

— Не мешало бы еще умыться…
Я была зла на него за это переодевание и гневно потребовала, чтобы мне вернули хотя бы нож.
— Где ты видела барышень с ножами? — спросил отец новоявленной «барышни».
— Я должна себя хоть как-то защитить! Хотя… не уверена, что до корабля-то дойду, не задохнувшись в этом корсете.

Нож мне выдали, но маленький, — чтобы легче было спрятать под юбками. Теперь только оставалось проникнуть на корабль Кривого Глаза и прикинуться настоящей женщиной… Морской Бог был уверен, что никто и не узнает в моем новом обличии Маленькую замарашку-Пиранью.

Мое детство прошло на корабле.   Отец был предводителем самой опасной по тем временам пиратской гильдии. Его называли Морским Богом и боялись до чертиков. Даже его команда не смела шептаться за его спиной.

Никто не знал, зачем ему понадобилась на корабле я, маленькая цыганская бестия. Но, тем не менее, я там однажды появилась и вполне комфортно себя почувствовала в обществе старых разбойников. Тайна моего рождения покрыта мраком. Кто была та женщина, что отчаялась родить такое пакостное, неугомонное существо, как я? Не помню ни ее лица, ни голоса… Порой, мне кажется, что Морской Бог меня попросту подобрал. Скорей всего, мертвой хваткой я прилипла к его сапогу у какой-нибудь шумной таверны. Он попытался смахнуть меня и откинуть, как назойливую матрышку, но это оказалось не просто. Старый черт всегда уважал тех, кто не боялся дать ему отпор, особенно, если соперник по силе явно ему уступал. Может поэтому он и взял меня на судно.

Я не любила детей, у меня не было кукол, я играла только опасными предметами. Не давала себя приласкать и слушалась только отца, и то — большей частью для виду, зная его крутой нрав. Он, разозлившись, мог и в бочку на два дня посадить. Но зато никому не позволялось меня обижать. Однажды меня чуть не выбросили за борт, за что поплатились отрубленной рукой. Мне вообще многое позволялось. Пираты даже находили какое-то веселье в том, что приходилось подчиняться моим капризам. Я же быстро вошла во вкус, чувствуя свои привелегии и яростно отстаивая свои «права». Одному из моряков я даже чуть палец не откусила в порыве ярости, за что меня и прозвали Маленькой Пираньей.

— Сделай мне нож! — заявила я как-то красномордому Гхансу. Он криво ухмыльнулся и проскрипел в ответ:
— Разве ее высочество не знает, что ножи делают не моряки, а кузнецы?
— Но ты же делаешь! — кивнула я в сторону его точильного камня.
— Я их затачиваю, Голуба.
— Тогда заточи! И заодно подправь рукоять. — приказала я, кинув перед ним украденный у отца старый нож, усыпанный синими камешками — трофей с какого-то судна.
— Кажись, настоящая бирюза! — оценил Гханс, — Отец не заругает?

Но Морской Бог только умилялся ранним проявлениям моей пиратской натуры. Какую бы выходку я ни выкинула, он всегда восхищался, кряхтя при этом: «Моя кровь!»

Я не боялась высоты. Ловко, по-обезьяньи, быстрее всех залазила на мачту и перепрыгивала по канатам, как по лианам. Еще жутко нравилось прыгать в море с опьяняющей высоты! В эти моменты я представляла себя чайкой, ныряющей в воду за рыбой. Как-то раз своим резким прыжком я напугала небольшую акулу. Выбравшись на палубу, я тут же сочинила байку про то, как подралась под водой с этой морской хищницей, откусив у нее плавник. Команда долго хохотала, к вечеру сочинив задорную песенку про побитую акулу.

Я мечтала стать такой же могущественной пираткой, как мой отец. Мне должны были все безоговорочно подчиняться, бояться одного моего взгляда и не сметь перечить. В своем воображении я рисовала четкий, дерзкий силуэт отчаянной морской разбойницы, стоящей на капитанском мостике и отдающей приказ о взятии на абордаж очередного торгового судна. И иной судьбы я себе не представляла…
.

Я стану бессовестно нежной,
У всех на виду играя
Твоей и моей надеждой
На капельку сладкого рая.

Фонтаном рассыпет лето
Совпавшие наши ноты,
И станет не важно, где ты…
И станет не важно, кто ты…

Я долго смотрела на профиль
В упрямый перпендикуляр,
Пока ты игрался, как профи,
Открыв боковой окуляр.

Я вектор чуть-чуть повернула.
Прости, но корабль уплыл…
А встреча, похоже, вернула
Тебе красоту твоих крыл!

Я сегодня — дитя свободы!
Моя песня летит стрелой,
Не страшась никакой погоды,
Прогоняя хандру долой.

Я сегодня иду по кромке
Без оглядки на старый плес,
Улыбаясь, как незнакомке,
Новой песне из новых грез. .

— Не можешь перейти?
— Жду, когда пройдет.
— Что-то долго ждешь…
— Все поезда когда-то заканчиваются. Или, хотя бы, останавливаются…
— А ты, видела, как он «начинался»?
— Нет. Когда я подошла, вагоны уже сменяли друг друга.
— Если не видела начала, можно ли надеяться увидеть конец?
— Надеяться можно. Верить — вряд ли…
— И тебе этого хватает?
— Да, пока между вагонами, на той стороне мелькает его силуэт.
— А если он исчезнет? Может это мираж?
— А любовь и есть мираж…

— Ой… червивое!
— Дай сюда, дурочка. Это ж мясо!
— Я чуть червяка не съела!
— Это не червяк, а Змей-искуситель.
— Мелкий какой-то…
— Ну а что ты хочешь? — Экология…
— Надеюсь, ты не будешь его есть?
— Не хочется тебя травмировать, но, если честно, — мне все равно…
— А! Как ты можешь? Ффууу…Ты съел Змея-искусителя!
— Да, и попрал всю эту легенду.
— Кто теперь будет меня соблазнять?
— Не волнуйся, — найдутся смельчаки…
— Только без укусов!
— Я — легонько… яблочко ты мое…

Машенька думает, что я игрушка. Но это не так. Я не игрушка, я — часть того целого, что когда-то можно было назвать часами. Всему виной сосед Ванечка. Это ему вздумалось чинить старый фиксатор времени. Тогда и произошло мое второе рождение. После «ремонта» и сборки осталось несколько лишних деталей, в том числе и я, — зубчатое колесико на твердой оси.

После небольшой истерики из-за сломанного ящичка, девочка осторожно взяла меня двумя тонкими пальчиками за металлическую «юбочку» и долго разглядывала, пока не высохли слезы. Затем с возгласом: «Балерина!», — аккуратно поставила на стол.

Новый мир казался страшным и непонятным. Он пугал своим разноцветием и разноголосицей. Конечно, мне всегда было интересно узнать, что происходит за гранью пластмассовой коробочки, но я не ожидала, что мир настолько огромен! Мне захотелось домой+ Но меня поставили на полку, зачислив в отряд мелких игрушек.

В тикающем мирке взаимозависимость всех частей механизма давала ощущение, хоть и скучной, но стабильности. А что мне делать в этом мире?
По началу, было еще интересно разглядывать местные фарфоровые мордашки, но потом это быстро приелось. Смотреть дальше на этих кукол просто нет мочи!
…Плавно вытягивая беленькую ножку, одна из балеринок сразу заявила, что «одноногим танцовщицам не место в приличном обществе». А розовощекий гладенький слоник, долго фыркая и неуклюже отодвигаясь от меня, спросил, почему я так дурно пахну.
— Ой, простите, но так пахнет рабочая единичка. Это, милые мои, запах металла, работающего на полном ходу без остановок. Зато я прочная!
Но прочность, оказывается, здесь не ценится. Чем более хрупка вещь, — тем она дороже. Почему-то эта «истина» не произвела на меня впечатления: я часто видела, как ломались самые хиленькие детальки в нашем механизме. И не сказала бы, что их за это особо уважали+

Как же любят эти матроны кривляться: реверансы, сладкие улыбочки, комплименты. И не устают же:
— Как прекрасно нынешнее утро, милая! А какой чудесный у вас бант! Он так идет к этому хмурому небу+
— Ну что вы, дорогая, мой бант, — это такие пустяки+ Вот ваши локоны+ Их кудрявости просто нет предела!

Но стоит только отвернуться одной из таких Пастушек, как за ее спиной уже шепчут:
— Кто бы мог подумать, что можно так задирать нос! Подумаешь, позолоченный передничек!
— И никакая она не фарфоровая. Тем более не из Китая!
— Я вообще слышала, что таких мамзелек сейчас делают из гипсолита — так намного дешевле и проще.

Тошно мне здесь+ в бездействии+ Даже не представляю, как и во что со мной можно играть. Перекатываясь из стороны в сторону, я даже попыталась спрыгнуть с полочки. Но меня вовремя подхватили и положили в вазочку. Здесь были пуговицы, гвоздь, парочка игральных фишек, какие-то фантики и стекляшки.

Из новых соседей мне приглянулся, пожалуй, только гвоздь. Он тоже никак не тянул на «гордое» звание игрушки. И еще больше меня недоумевал, как попал в этот «вертеп». То ли его не успели забить, то ли он сам выпал из стены. Каждый раз он рассказывал свою историю по-новому, чем и развлекал наше маленькое суетное общество. Я слушала и думала, что именно с ним однажды и сбегу отсюда.

Пуговицам и бумажкам я тоже не нравилась. Я, видите ли, своими острыми зубчиками царапала их, причиняя «нестерпимую боль» и занимая много места своей жесткой «пачкой». Конечно, мне здесь не место! Я разве спорю? Но Машенька+ это ведь она решает, кто ей нужен, а кто нет.

Однажды наша вазочка внезапно перевернулась. Пуговки дружно покатились под кровать, гвоздь попытался пролезть в щель под плинтусом, фантики взвились вверх и полетели. Я же, резко стукнувшись об пол, от неожиданности подпрыгнула и приземлилась прямо на ножку, но слегка под уклон. И тут меня закрутило. Сама не помню, как, но все вдруг завертелось и быстро поплыло перед глазами, пока я не остановилась и не упала на пол.

Машеньке это понравилось:
— Я же говорю: балерина!
И маленькие проворные пальчики стали раскручивать меня все сильнее и сильнее. Мир слился в одну сплошную линию, охватившую меня плотным кольцом.

Эта новая жизнь захватывала меня все больше и больше. И я знала, чувствовала, что на меня смотрят сидящие на полках. Показалось даже забавным, что моя игра привлекает столько внимания и отнимает у Машеньки время от игр с другими.
Я больше не чужая в этом мире, я нашла свое место и свою роль.

Я воспламеняюсь в танце! Он несет меня вверх в безумном ритме, то ускоряя, то замедляя вращение. И я кружусь в этом вихре, каждый раз останавливаясь и затухая, как свеча, чтобы разгореться со всей силой вновь! Я безумствую в танце не для того, чтобы быть лучше кого-то. Мне просто без этого уже не жить!

Мне нужен этот танец, этот неистовый полет! Мне нужна эта игра!
И пусть… Пусть я останусь для всех не игрушкой, а маленьким злобным колесиком, вращающим вокруг своей оси весь этот скучный фарфоровый мир!…

Мне все чаще настойчиво снится уходящая в море лестница…
Белые ступени погружаются в зеленоватую воду и теряются в ее мути. «Царская лестница» — называют ее в этих местах. По ней очень удобно входить в воду. Да и легенд сложено предостаточно для того, чтобы называть ее «царской».

Одна из них (самая красивая) повествует о затопленных владениях короля, влюбленного в русалку. Он похитил ее у морского царя. И в отместку, за кражу любимой дочери, получил в приданное все ее «богатства». К его земле присоединилась ее вода, затопив все его царство. Остались только ступени. Куда вели они, — никто не знает. Возможно, к какой-то горе. А кто-то твердит, что к храму, который так и не был построен.

Говорят, если нырнуть поглубже, можно увидеть подводный город. Много мистического связывают с этим местом, пугая детишек выдумками о чудовищах и призраках уснувшего мира.
Меня всегда тянуло к этой лестнице. Почти все свое детство я просидела на ней, глядя на горизонт и слушая плеск зеленой волны. Что там, в этих глубинах?

Недавно спросила у друга, не страшно ли ему нырять туда. Он сказал, что глубоко не погружается и далеко не заплывает.
— Неужели тебе не интересно, что там на дне?
— Я не верю в сказки. Мне хватает того, что на поверхности, — ответил он. Но я не унималась:
— А лестница? Что ты думаешь о ней?
— Возможно, кто-то специально ее построил, чтобы было удобней купаться.
Мне не понравилось это его «возможно». Как можно соглашаться с условной истиной, построенной на предположении? Не заблуждение ли это?..

Я уговорила его отвести лодку подальше от берега.
— Ты уверена, что тебе это нужно? – Недоверчиво спросил он.
— Хочу собственными глазами убедиться, что там ничего нет.
— Ага, значит ты, все-таки, не веришь этим россказням! – хитро улыбнувшись, воскликнул мой приятель.
— Я еще не определилась, во что верить. Мое мнение должно быть независимым, потому я и ныряю в эту воду.
— Будь осторожна, — предупредил он, — отсюда не все выплывают.
Зная мою бесшабашность, он все-таки нашел способ подстраховаться, привязав длинную веревку к моей щиколотке.

Сначала было очень трудно опуститься, — я слишком легкая для подводного плавания, но вскоре у меня стало получаться. Не сразу морской мир впускал меня. Я несколько раз всплывала, чтобы набрать воздуха. Все попытки были тщетны, и друг уже начал уговаривать меня подняться в лодку. Но я решила, что пока рано сдаваться.

И то ли на седьмой, то ли на восьмой раз, я нырнула так глубоко, что мне стало нестерпимо холодно и жутко. Темнота отпугивала и гнала прочь. Но что-то блеснуло там, справа. Я протянула руку и прикоснулась к заросшему тиной какому-то металлическому предмету. Очистив его немного, я поняла, что передо мной не что иное, как ажурный флажок, — из тех, что насаживают на шпили высоких башен.
Оглядевшись, я увидела еще один шпиль. Его острие наполовину было облеплено морскими губками. Дальше виднелись еще и крыши домов, зубчатые стены и что-то похожее на большой купол. Мне захотелось прикоснуться еще к одному шпилю, но резкая боль в ноге, вернула меня к действительности. Резкими рывками меня тянули вверх.
Обозлившись, я решила отвязать веревку. Но сил и воздуха уже явно не хватало. И, пока я возилась с узлами, все вдруг исчезло. Без толку было оглядываться по сторонам, — ничего не было: ни шпилей, ни крыш, ни купола…

Мой «спаситель» долго ругал меня, гребя к берегу.
— Ты вся синяя из воды вылезла! А если бы не хватило воздуха? Хорошо, хоть веревку взял…
— А почему ты не спрашиваешь, что я там видела? — стуча зубами, спросила я.
— Да какой смысл?..
— Тебе не интересно?
— Верить такой выдумщице, как ты?…
— Да, действительно… — почти шепотом произнесла я, глядя на белое размытое пятно, постепенно оформляющееся в ступени.
Не все, наверное, дано видеть. А с нас хватит и этой лестницы…