«Джанкой — город-герой!» — так мы с братом называли наш город в рифму или в шутку. Для меня после деревни, это был большой, нет, не так, вот так: Бооооооольшой город! Мне нравилось ходить по его улицам, разглядывать малоэтажные дома, их балкончики и окна. Для меня это были огромные дома, мне хотелось жить «на этаже», как я говорила тогда маме. Но мы не жили тогда «на этаже», наша съемная времянка стояла во дворе частного дома одной одинокой старушки.

Город был весь засажен тополями, но запомнился он мне больше кленами. Осенью их большие красивые листья заполняли парковые аллеи. Устав собирать листья в букеты, я просто влетала в их скопления на земле и разбрасывала, подкидывала веером вверх и на себя.
Максим не очень любил брать меня с собой гулять, вернее — совсем не любил. Он ведь был уже совсем большой, а тут еще эта малолетка под ногами болтается… И лезет во все дела. Но город был опасным для маленькой егозы, и одну меня не рисковали отпускать.
— Маааксим! Подожди меня, — кричала я на всю улицу, догоняя брата, — мама сказала…
— Да знаю я, что мама сказала… Сама, что ли погулять не можешь? Вон, к Наташке сходи.
— Ее нет дома, — хлюпала я носом и бежала за ним — один его быстрый шаг ровнялся моим двум вприпрыжку.
Не смотря на наши постоянные ссоры, я обожала брата. Он был для меня идеалом больших мальчишек. Когда он гладил по утрам пионерский галстук, я смотрела на него сонными глазами и думала: «мой муж будет таким же!»
— Ма-акс! А куда мы сегодня идем?
— Я иду. А ты — увязалась. Футбол у нас сегодня, матч с соседней школой. Только сиди тихо, пожалуйста, не позорь меня, а то больше вообще никогда с собой брать не буду.
— Хорошо, — обещала я очень уверенно, радуясь уже тому, что не гонят обратно домой.
На мостике через канал нас встретил Сашка Белов. Я обожала его дразнить: «Сашка-сашка-таракашка». Никогда не могла удержаться. Старший тезка злился и гонялся за мной, грозясь догнать и надрать уши. Но я была резвее и ловчее — все деревья и заборные дырки были мои. Но мне все прощалось, друзья брата особо меня не воспитывали, Максим был у них в авторитете, поэтому ко мне быстро привыкли. Только с Сашкой у нас была постоянная, но шутливая война.

На поле мальчишки долго гоняли мяч, я сидела на пригорке и оживленно болела за команду брата. Наши непременно должны были победить! Наконец, в какой-то кульминационный момент — я это чувствовала по нарастающему общему напряжению — я не выдержала, сбежала со своего пригорка и выскочила на поле… и прямо к цели!
Ох, с какой силой я долбанула по этому мячу! Как красиво он залетел в ворота!
… и как больно получила я от Максима затрещину…
— Дура что ли! Это мои ворота…
С тех пор он все равно брал меня с собой и на рыбалку, и на посиделки с мальчишками под мостом, и на пугание крапивой девчонок, и на заброшенные железнодорожные линии со старыми брошенными вагонами. Куда ему было деться — мама просила «взять Сашку», отмахнуться он не мог. Вот только на футбол уже не брал…
Так и закончилась моя спортивная карьера…

Не стоит наверное рассказывать бабушке о змее в колодце, достаточно будет соломы в волосах. Мысли кучкой сбивались в одно сплошное тревожное переживание очередной бабушкиной ругани. Кого ж еще ругать, как не Сашку!
— Ал-лек-сан-дра! Алллександра!!! — настойчиво уже кричала на улице бабушка. Нужно было нестись сломя голову, иначе спросит, почему так медленно иду. Осторожно высовывая голову из-за двери летней кухни, спрашиваю, в чем я опять провинилась. Бабушка улыбается:
— Счас узнаем… А что спрашиваешь? Может, я просто зову, письмо от матери принесла… А ты чево эт там прячешься? А ну-ка иди сюда!
Разоблачение неминуемо грозило облечься в новую ссору. Я сжалась и мысленно приготовилась к куче оправданий: братья позвали — куча сена — играли в войнушки — еще колодец старый — змея внизу — страшно — прыжки со стогов — не я первая — кто ж виноват, что коса только у меня — поздно заметила — пыталась сама отмыть — вода в бане холодная — ничего не получается…
Поток мыслей прервало бабушкино «ай-яй-яй».
— Что ж ты ко мне не пришла — вычесала бы все на сухую! — укоризненно пожурила бабушка, миновав ожидаемые гром и молнию.
Пронесло, кажись, но мокрая голова с торчащими, как у ежика, соломинками, и правда, выглядела смешно.
— Ну погоди, Александра! Подарю я тебе на свадьбу твой сарафан, что в пять лет в полоски изодрала, с забора слезая! — угроза эта настолько стала привычной, что воспринималась скорее как прибаутка, чем настоящее обещание. А сарафан я так и не увидела… правда ли в полоски… наверное правда)))

В детстве у меня почти все друзья были мальчишки, не интересно мне было с девочками, скучными они мне казались. Да и не понимала я их. А вот с мальчишками всегда интересно было: и рыбу половить, и по деревьям полазить, и в войнушки поиграть, и палками подраться. В общем, пацанкой я была. Лето проводила у бабушки с дедушкой на море.

Там был друг — Стасик. Где мы с ним только не лазили. Все скалы прибрежные наши были. Слюду мы там искали и окаменелости древние в виде ракушек всяких и растений интересных. Еще вылавливали в море маленьких тонюсеньких рыбок — «рыба-игла» мы их называли, мелких крабиков и засушивали их. Взрослые ругались, так как вони от них было… но нам непременно за лето хотелось накопить чего-нибудь такого необычного и привезти потом показать классу.

Была у нас небольшая компания, состоявшая в основном из его братьев, моих и некоторых соседских мальчишек. Все, кроме меня, парнишки. Держалась всегда на равных. В обиду себя не давала. Уважали! Запретила называть себя Шуркой, даже как-то аргументировала этот свой каприз, сейчас уже не помню как… Но помню, что восприняли они это всерьез, особенно, когда в Андрея, моего кузена, прилетела моя сандалина. Прямо в ухо. Он так испугался моего гнева, что даже бабушке жаловаться не побежал. Но я схитрила, конечно же… Я вовсе и не собиралась кидаться. Просто припугнуть хотела, когда он дразнился. Сняла сандальку, замахнулась, а она возьми да и соскользни… да и прилетела как ровнехонько, я аж сама удивилась и расстерялась. Но в том, что это было случайно, так и не созналась. Зато как меня мальчики после этого уважать стали. Называли с тех пор только Сашей и без ехидства.

Стасик был мне ближе всех по возрасту. Да и интересней мне с ним было. Он учил меня ловить тарантулов. Это при моей-то панической боязни пауков! Эти мелкие твари живут в норках, считаются жутко опасными насекомыми. Но детям их ловить одно удовольствие. Мы брали шарик липкой мастики, прикрепляли к ней тоненькую резиночку, почти как ниточку, и осторожно опускали шарик в норку. Цель была раздразнить паука и заставить в гневе вылезти из убежища. Как только зверь выползал, его тут же накрывали спичечным коробком и закрывали. Тоже, знаете ли, искусство! Надо ж успеть не замешкаться и исхитриться вовремя убрать руки. Насекомое-то агрессивное. Но никто покусан еще не был, по крайней мере на наших глазах. Поэтому азарт был неисчерпаем. Правда для меня так и осталось загадкой, зачем мальчишки потом этих пленников домой тащили? Зачем их хранить? Многие их даже умудрялись подкармливать. И конечно же не обходилось без хвастовства: «Смотри, какого я тарантула поймал!» Меня ж хватало только на то, чтобы выманить их из норок. Потом я в ужасе сразу же отскакивала и на расстоянии метра наблюдала за тем, как жертву загоняют в темницу. Было в этом что-то завораживающее!

Любили мальчишки еще змей. Но не ядовитых гадюк, конечно, этих они и сами боялись. В море водится много безобидных для человека змей. Они ловят рыбу, абсолютно не ядовиты и не агрессивны. Змейки такие. Часто попадаются очень маленькие разновидности, умещающиеся в одной руке. Мальчишки пугали ими девчонок. Не очень приятно прикасаться к их скользкой шкурке, может потому я и не любила их. А когда видела, что они проплывают мимо меня в воде, резко металась в сторону.

Однажды я видела одну змею. Я наткнулась на нее случайно. Скалистая тропинка над морем была очень узкая, временами обрывалась, так как скалы часто осыпались. Внизу были острые скользкие прибрежные камни и море с безумным прибоем. На мысе, в том месте, где скалы почти вертикально врезались в море, всегда был сильный прибой из-за течения, омывающего эту часть берега. Поэтому дорожка считалась не из легких. Но ходить по ней было удовольствие неописуемое: с одной стороны белый известняк шершавой стены, с другой четыре метра морского обрыва и рев беснующихся волн… Страшно было перепрыгивать через дыры, когда тропинка обрывалась. Но какое чувство охватывало, когда ощущал вибрацию этой высоты, этой опасности и безумства какого-то непонятного опьянения.

В одной из таких прогулок Стас немного отстал от меня, — камешек попал в сланец. Я не стала его дожидаться и двинулась дальше. Внезапно меня словно молния ударила — я увидела ее! Я до этого еще никогда не видела ее на таком близком расстоянии. Многое слышала о гадюках, знала, что они водятся в этих местах, в принципе опасалась встретить нечто подобное. Но вот так сразу — наткнуться на нее на узкой скалистой тропинке. Да что наткнуться, — я чуть не наступила на нее! Но вовремя отлетела назад, вжавшись в стену. Сработал мгновенный рефлекс распознавания специфического змеиного узора, благо энциклопедию животных с братьями хорошо изучили. Как еще не упала в море — удача! Но самое интересное не это.

Змея тоже испугалась. Да чуть не до смерти. Она ж, понимаешь, лежала себе, лежала, на солнышке грелась. Может мечталось ей что… змеиное… А тут хоп — и чуть не раздавили. В общем ретировалась она с той же примерно скоростью, что и я. Испуг был обоюдным. Но с ее стороны еще и явное недовольство чувствовалось. Она где-то между камней быстро отыскала щель и скрылась в ней, мне на радость и успокоение. Хотя сердце трудно было унять даже после ее исчезновения.

Это и было самое страшное существо этих мест. От встречи с ним осталось ощущение, что я что-то прошла. Я осталась жива, здорова, психически нормальна. А значит — мне повезло. Или что-то другое? Нет, у меня было другое впечатление. Испуг того, кто пугает других, дает нам некую подсказку. То был не враг, то было живое существо, любящее солнце, морской воздух, сон и покой. То было напуганное существо, чувствующее в момент шока свою беззащитность. Это было такое же, как я, маленькое живое создание. Я не стала с тех пор меньше бояться змей. Но по другому стала относиться к своим страхам.

Так же высота, она для меня просто высота, с которой открывается красивый обширный вид, огромное пространство. Она меня опьяняет. Я не боюсь стоять у края. Особенно, если внизу море… а вверху — небо и солнце!

Крым, солнечный, теплый и ласковый — таким он мне запомнился по тому первому моему осмысленному периоду.  Мы жили тогда в селе Заводском. Оно находится на берегу Азовского моря на мысе Красный кут. Тогда это село и правда было заводское: на берегу стоял добротный рыбный завод. Была и небольшая бухточка с деревянным причалом. Благодаря рыбзаводу в селе почти все были заняты работой.  Построили даже свой детский сад, почтамп, клуб внушительных для деревни размеров и аккуратненький медпункт — ФАП. На ФАПе-то как раз и работала моя мама — фельдшером.  Я очень ею гордилась, так как она считалась  уважаемым человеком в селе.

Сама я еще ходила в садик, брат — уже в школу. Он обычно и возился со мной, пока мама бегала по вызовам. Папа все время был в разъездах, а на ФАП мама меня не пускала, — слишком острый интерес я проявляла ко всякого рода инструментам и медпрепаратам.

Максим вставал поперек тротуара и, растопырив руки и ноги,  и кричал:  «Но-пас-са-ран!» Я плохо понимала, что это значит, и поэтому воспринимала как клич к началу боевых действий. Атака следовала незамедлительно: я разбегалась и, как бык на корриде, со всей дури  врезалась в Максима. Предполагалось проскользнуть мимо, но… Брат  был ловчее и сильнее меня. Максиму было строго настрого велено не пускать меня на ФАП.

Я не просто гордилась ею… Она была для меня тогда кем-то вроде Бога. Я никак не могла поверить в то, что существуют другие «мамы». Само это слово — «МАМА» я воспринимала как нечто единственное, неприменимое ни к какому другому человеку.  Есть только одна «мама», и это ОНА!  Других просто быть не может!

Я ее очень сильно ревновала. Мама часто приходила в детский сад ставить прививки или проводить медосмотр.  А ее многие очень любили, особенно дети. Мне, естественно, завидовали. в связи с чем, меня просто распирало от гордости. Но меня жутко бесило, когда всякая мелкота называла ее «мамой». Этого я снести просто не могла. Никто не имел на это право, кроме меня и брата.

Как-то я не выдержала и пустила в ход всю накопившуюся ярость. Я схватила за грудки одного из обидчиков, посягающих на священное имя «мама» и прижала его к стене своими кулачками. И сквозь зубы очень злобно несколько раз процедила: «Э-то МО-Я ма-ма!» Больше меня никто не злил…

Я любила море. Часами могла купаться в нем. Если бы мама не вытаскивала меня из воды, я купалась бы постоянно… Ракушки, нежный песочек, мелкие крабики и прибрежные мальки — это были самые любимые игрушки моего детства.

Мама, море и Максим — это те самые большие привязанности, что связывают меня с детством.

Максим обожал меня воспитывать. Он родился на четыре с половиной года раньше меня и, по сравнению со мной, считал себя взрослым. Он заставлял меня учить стихи, научил считать, показывал, как нужно рисовать. В девять лет он уже обыгрывал в шахматы деда и отца.  Те не любили с ним играть, поэтому, когда им надоедали его приставания, они его отсылали заняться чем-нибудь другим.  Кто-то как-то в шутку предложил ему: «Вон, Сашку научи!» Максим не понял шутки и взялся за это дело всерьез.  А мне тогда было пять лет…

Трудно ему со мной пришлось… Но постепенно он не просто научил меня играть, но привил даже сильную любовь к этой игре.

Эта пора относительной беззаботности кончилась, как водится, внезапно. Для меня тревожно и непонятно. Вдруг начали собирать все наши вещи и  загружать в огромную машину.  Потом все в нее же и уселись. Все, кроме папы. Я все ждала, когда он подъедет, но он не подъезжал… От моих вопросов все отмахивались и говорили, что приедет потом. Но я не верила… Я чувствовала, что мы расстаемся.

В машине  я куксилась и хныкала всю дорогу. Когда приехали в город и поселились на квартире — папы там не было. Я все еще ждала, хотя надежда и слабела с каждым днем. Наконец, он приехал! Привез дорогие, по тем меркам, подарки. Аккуратно собрал и поставил на пол деревянную кукольную кроватку и достал трех кукол-близняшек, одетых по светофору: в красное, желтое и зеленое платьица. Меня редко баловали такими подарками, потому и запомнилось все до мельчайших подробностей.

Папа смутился воцарившейся тишине и осторожно спросил: «Тебе не нравятся?» — я уже плакала, теперь я точно знала, что это расставание.