— Надоело! Надоело быть маленькой глупой девочкой, разговаривающей с кошкой и никому кроме нее не нужной.
— С чего ты взяла, что ты мне нужна? У меня будто своих забот не хватает, — промурчала Машка, почесав задней лапкой за ушком.
— Что же ты тогда делаешь рядом со мной?
— Мне просто скучно… а ты умеешь читать мои мысли.
— Значит я тебе, все таки, нужна.
— Ну, думай так, если тебе так хочется. А ведь ты даже меня не кормишь…
— С этим и бабушка неплохо справляется.
— Вот-вот! Ты слишком увлечена своими сказками, чтобы думать о других.
— Мне скучно здесь. А в сказках все красиво, необычно! Слушай, Машка, а у кошек бывают сказки?
— Муррр, конечно! Вот то баранье рагу, что дедуля недавно опрокинул в тарелке на пол… вот то — настоящая сказка! Почаще бы он ругался с бабушкой.
— Какая ты простая, Машка. Все о еде думаешь…
— А ты? Опять о принцах?
— Нет. Мне надоело думать о принцах, морских разбойниках, высоких башнях. Как-то все и это уже надоело.
— Я так и думала. Люди — удивительно вредные существа, им все время чего-то не хватает.

Машка прилегла на траву, с безразличием разглядывая местный пейзаж. Алиса подобрала колени, обняв их руками и положив на них подбородок. По утрам море кажется особенно нежным с этой части обрыва. Оно мерцает миллионом маленьких звездочек, и серебрится на солнце, как огромное зеркальное блюдо. Купаться в нем утром еще прохладно, но так приятно смотреть на него с высоты! В эти часы оно особенно голубое, как небо, в которое оно плавно переходит. Алисе больше всего нравилось вглядываться в горизонт, когда он был размыт, и не было видно четкой границы между морем и небом. Может это и есть самое необычное здесь, по эту сторону сказки?
Машка жмурилась, пригретая и ослепленная летним утренним солнышком. Наверно хорошо быть кошкой?
— Машка, ты счастлива?
— В животе немножко урчит. А так — ничего. Жить можно.
— А так? — Алиса запустила руку в мягкую кошачью шерсть. Она знала слабые места этой, якобы свободной, особы. Надо помассировать затылок, почесать за ушками, погладить горлышко со всех сторон и обязательно взъерошить эту пушистую гриву. Только вряд-ли кошка в этот момент признается, что она счастлива — ей, скорей всего, будет не до этого.
— Ну?
— Что ну?
— Ты не ответила.
— Как я могу быть счастлива, когда ты перестала меня чесать?
— Все с тобой ясно, хитрая бестия.

Счастье — что это? Его можно как-то отследить, вычислить, зафиксировать момент? Или только задним числом?

— А знаешь, кошка, я наверно напишу свою сказку. Я перечитала уже все книжки в бабушкином шкафу — все, что было у нее из сказок. Там больше ничего не осталось. Мечтать о том, что уже придумано, мне надоело. Надо придумать что-то свое и мечтать об этом новом.
— Пока снова не надоест.
— Ну да, потом можно придумать что-то другое. Разве это не выход?
— Ой, делай, что хочешь, только меня в это не впутывай.
— Поздно, милая, ты уже здесь!

— Но Время — всего лишь время, какая-то величина…
— Категория.
— Мне плевать. Я не понимаю этого слова.
— Я просто уточняю.
— Не будь занудой и дослушай до конца.
— Хорошо.
— Почему мы его слушаемся? Почему ты стареешь, а я наоборот молодею? Я вообще уже скоро стану маленькой лялечкой и начну лепетать: «агу-агу».
— Ты и так уже лепечешь. Но ты не молодеешь, ты просто уменьшаешься, сворачиваешься в точку.
— Ага! Тебе наверно теперь скучно со мной!
— Да нет, не скучно. Даже забавно на все это смотреть.
— Забавно ему! А мне вот тревожно. Я чувствую, как исчезаю…
— Мы исчезаем вместе.
— Да, но тебе при этом как-то спокойнее, чем мне.
— Это кажимость. Просто со старением ко мне приходит мудрость, она и успокаивает.
— А от меня, что же, наоборот — уходит?
— Мудрость — это моя накопительная сила, твоя сила — в другом.
— В чем же? — Просвети, раз ты такой мудрый стал.
— Твоя сила в твоей жажде.
— Жажде чего?
— Жажде брать. Не важно что… Главное, что всегда много и всегда для себя.
— И с течением моего угасания эта сила тоже накапливается? (как у тебя — мудрость?)
— Нет, у тебя все по-другому. Твоя сила, наоборот, иссякает, уменьшается вместе с тобой… И оттого ты острее чувствуешь одиночество…

— Но почему так? Я уменьшаюсь, ты растешь? И вместе мы медленно угасаем…
— Так повелело время. Это оно считает наши шаги.
— А можно его обмануть? Задержать как-то мое исчезновение? Или хоть немного омолодить тебя?
— Можно обмануть только самих себя, но конец все равно наступит в свой час.
— А знаешь… Когда я была такой же большой и сильной, как ты сейчас, я почему-то думала, что мне ничего не угрожает. Я видела заполненную до краев чашу и знала, что пить из нее, по капле утоляя жажду, мне предстоит еще очень долго…
У меня была уверенность, что эта чаша неиссякаема. А теперь, когда капель осталось совсем немного, мне становится очень страшно. И пить оттого хочется еще больше, как-будто жажда только возрастает. А ты говоришь: моя сила уходит…
— Это паника последних капель. Успокойся и проживи каждую из оставшихся капель внимательнее. Прочувствуй острее вкус каждой из них. Проследи, как они входят в тебя, заполняя собой каждую твою клетку.
— Мне все-таки кажется, моя сила не уменьшается…
— Я могу и ошибаться. Мне вот тоже иногда кажется, что я вовсе и не старел…

— Душа, скажи мне: тебе не страшно? Не страшно исчезать? Стареть?
— Когда я смотрю на то, как ускользаешь ты, мне становится грустно. Когда я смотрю на себя через зеркальную гладь озера, мне становится жутко тоскливо: я вижу все накопленные морщинки, нанесенные мне временем за этот путь. Но страшно… не знаю… Страшно должно быть тебе, моя маленькая. Ведь ты же Жизнь.
— Да, мне страшно! Кстати, я слышала, что ты и не умираешь вовсе?…
— Даааа? Интересно… А зачем бы я тогда старел?
— Не знаю… Значит мы уйдем вместе?
— Да, но не торопись пока допивать оставшиеся капли. Лучше станцуй для меня свой самый красивый танец. Чем старше я становлюсь, тем лучше его понимаю.

— Смолкают звуки за окном дворцовой залы. Прошедший праздник замирает. И город медленно во тьму уходит, в дрему погружаясь. Внизу еще играет скрипка. Хохочет где-то старый шут. За дверью шум шагов. Минута. И будет здесь он, мой король!
— Скучаешь, дЕвица? Вот «радость»! Не для того я шел сюда, чтоб видеть кислые улыбки, из-за которых бросил пир.
— Да разве там сейчас веселье? Где правит хмель, — конец всему примерно в полночь наступает. А он уж близок посему.
— Ну, не тебе судить о мире, который презираешь ты.
— О, да! Простите, Ваше Злобство. Вы правы, — я всего лишь гость.
— Ну хватит дуться, Дева Сердца! Закрой окно и подойди. Хочу взглянуть, что под ресницы ты здесь успела затаить.
— Там та же чувственная гиблость…
— Иди сюда. Открой глаза.
— …или разбитая наивность…
— Чего ты злишься? Прочь — тоску!
— Конечно, Ваше Совершенство!
— Гордись, глупышка, что в фаворе. Тебе завидует весь двор. А то, смотри! — остыну скоро, коль твой не потеплеет взор…
— Да я не знаю, Ваша Щедрость, что было б лучше для меня…
— Дерзишь, беспутная девчонка?
— Да вам же нравится, мой Бог!
— О, да! Терплю, пока в-новинку… Но, знаешь, сколько здесь других?
— Я знаю… Видела сегодня. Одна из них уже с кольцом…
— О, ревность! Надо же — и ты! Ну, наконец-то! Вот — победа!
— Да, разве, Ваше Вероломство, не ведает, что за любовь порою принимают вовсе не то, что есть…
— Не надо слов!
— А ревность может без любви…
— Не верю! Поцелуй, малышка.
— О, Ваше… Ваше Безысходство… Похоже, лицедейке — крышка…

— Мне скучно, шут. Сыграй на скрипке.
— Но я не шут, я ваша тень.
— Не спорь со мной, — ведь я король!
— Да что мне дело до господ, когда я только сгусток тьмы…
— Я понял. Значит ты хандришь?
— Хадра — всего лишь отраженье…
— Уж не мое ли? — раз ты — тень.
— Я — ваше все: от каблука — до этой жиденькой бородки.
— Но-но! Не заиграйся, шут!
— Вся жизнь — бессмысленные шашки, где я не дамка, а солдат…
— Ну полно! — Ты меня развлек. Теперь пора бы к королеве…
— Старушке вовсе не до вас. Она ушла в часы пасьянсов.
— Уж все ты знаешь! Ну, проныра!
— Я ваша тень. Как мне не знать?
— А дочь? Что делает принцесса?
— О, эта сказка не про нас! Она отвергла нас в субботу…
— Что говоришь ты, обормот? Как смел ты зариться на Софью?
— О, мудрость девочки сильней тех страхов, что сама вселяет. Как не любить ее, ведь в ней вся ваша слава пребывает?
— Ах, замолчи ты, старый пень! Песок ведь сыпется, — все дуришь!
— Увы, я — вы, верней — пятно, что вечно тянется за вами…
— Смотри же мне!.. Наступит час, когда тебя прогонят в криках из этих зал прочь… прочь из глаз во всех твоих нелепых ликах.
— За вами следом — наш удел…
— Тебя не стерпит мой сынок.
— К сынку другая тень прилипнет.
— Но что-то снова грустно мне… Но что-то снова я не весел… Возьми хоть флейту!
— Хватит песен…

Мгновением случайного движенья разбиты мной песочные часы. И острые осколки смотрят с укоризной… Но мне не стыдно и не больно даже…
Я соберу их, ломанные, в руки; последний раз взгляну и улыбнусь… Я так люблю порою эти вещи, что мне смешны привязанности к ним.
Всего лишь тонкое стекло, песок, пластмасса, и больше ничего — одна лишь Память из детства просится и смотрит с интересом на тот песок, что сыпется наружу…
И я ладонь подставлю этой струйке, чтоб по песчинке время истекло, ложась, как прежде, правильною горкой…
…всего лишь три минуты тишины…
И не вернуть назад песка в стекляшку, не склеить острые блестящие осколки, движения руки неосторожной не изменить… и нужно ли менять?
И я дроблю свои часы в разбивке ритма; схватить пытаюсь то, что ускользает, чтобы понять, домыслить, рассекретить свои Со-Бытья с Временем и Роком.

— Вот я и пришла к тебе.
— А ты кто?
— Я
— Понятно. А ты знаешь, кто Я?
— Если ты не то, к чему я шла, значит я пришла не туда. А мне все-таки кажется, что я уже на месте. Значит ты — это «СЕБЕ», то, к чему я всегда шла.
— Ты счастлива?
— Пока не поняла. Надо бы определить, что должно быть дальше? Обычно конец пути означает остановку.
— Ты жаждешь покоя?
— Я мало верю в покой. Скорее это передышка.
— А потом? Потом будет новый путь?
— Возможно…
— К чему? От себя?
— Нет, вряд ли от себя. Скорее всего с собой и снова к «СЕБЕ».
— Но ты уже пришла к «СЕБЕ»!
— Теперь надо идти к «СЕБЕ» новой…
— И долго ты так будешь ходить?
— Пока не найду другую цель
— А нужна ли другая цель?

— Давно мы с тобой не фантазировали. Я уж даже соскучилась…
— Так в чем проблема? Можем продолжить.
— Я долго думала над тем, кто следующий будет рисовать образы и наделять их жизненной силой.
— И кто победил?
— Никто. Не люблю победителей и проигравших. Мы будем сочинять вместе!
— Это как? Ты хочешь соединить две фантазии?
— Скорее — сделать нечто среднее между твоими образами и моими.
— Думаешь получится?
— Давай попробуем!

— Пригнись! Не высовывайся… Это война, милая, здесь надо быть поосторожнее.
— Зря я доверила тебе начинать первому… Я разве не говорила, что я пацифистка?
— Тишшш… Здесь нельзя так громко… Вражину видишь? Помнишь, как стрелять?
— Ээх, конечно помню, ты ж меня и учил. Лучшего учителя и не найти.
— Тогда действуй.
— Я готова. Куда ты?
— Не бойся, я не далеко, взгляну просто… Я тебя никогда не брошу. Ты тоже будь всегда рядом.
— Я всегда рядом.

— Сними эти бусы. Они слишком яркие.
— Они тебе не нравятся?
— Да нет, они тебе очень идут…
— Тогда в чем дело?
— На тебя все смотрят. Бусы сверкают так ярко, что слепят всем глаза… Не хочу, чтобы на тебя все глазели.
— Ух ты! А я и не знала, что ты ревнивец.
— Не преувеличивай. Я просто слишком долго тебя натаскивал, чтобы рисковать таким ценным напарником.
— Не бойся, я всегда за себя постою. Ведь мои арбалет и кортик всегда со мной
— Не забывай еще про зубы, кулачки и коготочки!
— Еще бы! Жаль ты не научил меня извергать пламя. как дракон.
— А над этим надо еще подумать…

— Тебе не холодно?
— Нет…
— Повернись ко мне… и не молчи больше…

— Почему тебя это так расстраивает?
— Можно я не буду об этом говорить? Я ведь выполнила твою просьбу…
— Я вижу: ты злишься…
— На себя.
— Ты ни в чем не виновата!
— Я так не считаю…
— Прости, что поставил тебя перед выбором, — я не мог иначе! Ты же понимаешь?
— Выбор сделан. Ответственность нести за него мне. Я думаю и обсуждать нечего.
— Я не хочу, чтоб ты на меня обижалась. Пожалуйста… пойми меня!
— Я тебя понимаю,- он твой враг.
— А я тебя не понимаю! Почему тебе он не враг?
— Он не сделал мне ничего плохого. Даже поддержал несколько раз… Помнишь, когда я попала в капкан — он меня вытащил? И еще было…
— Ну неужели ты не понимаешь, что это за человек? Он — чудовище! Как он может быть тебе другом?
— Также как и любой, кого я выбираю себе в друзья.
— Ты сравниваешь его и меня?
— Нет. Ты мне ближе, потому я и сделала этот выбор…
— Тогда и расстраиваться нечего. Я попросил, — ты убила. Разве я не этому тебя учил?
— Ты учил меня убивать врагов. А он мне врагом не был…
— Он был врагом твоего друга.
— Я бы могла вас помирить
— Это невозможно.
— Невозможно не это… Невозможно связать два разных образа в одном. Твой образ врага не соответствует моему образу друга. Но я всеже сделала выбор. И я чувствую себя предателем. Я еще никогда с такой болью и с такой ненавистью к себе не спускала этой тетивы… И злюсь я, милый мой, вовсе не на тебя…

— Мы идем дальше?
— Да, но где ты?
— …………………..
— Ты молчишь уже так долго, что я забыла, когда в последний раз тебя видела… Иногда мне кажется, что я слышу твой голос, — ты все время спрашиваешь у меня, идем ли мы дальше, вместе ли мы…
Но это все отголоски… КОгда я понимаю, что это всего лишь мое воображение, мне становится страшно: неужели я разговариваю… с тем, кого сама же и выдумала?
Может я схожу с ума?
Или ты, действительно существуешь?
Просто наши фантазии совпали только на мгновение?
Где ты?

Я войду очень тихо, незаметно, невидимо. Ты даже этого не почувствуешь.
Разве что — легкий ветерок… всего лишь струйка… как будто сквознячок из открытой форточки…

Легко и плавно пройду по комнате, проведу рукой по стройному ряду книг: Гете, Юнг, Ницше, Фрейд, Кьеркегор, Манн, Сартр, Кафка…
А эта? Почему эта без имени? Без названия? И ни одной исписанной страницы…
Почему эта книга пуста?

Да ты даже не удивлен, что я здесь. Не злишься, что трогаю твои книги… не встревожен вопросом…
Как будто ты ждал меня…?

— Нет, не ждал. Но в том моя обреченность: я тебя не ждал, но знал, что ты придешь… и задашь мне этот вопрос.

— А ты на него ответишь?

Как спокоен, как бледен твой профиль…
Как будто вросший в это огромное кресло, твой темный силуэт внушает страх своей бездвижностью и кажущимся бессилием.
Прости, что не предупредила. Я, вообще, всегда вхожу без предупреждения. Но ты ведь знал… что это произойдет, просто не знал — когда…

— Поставь книгу на место. Я не возьму ее.
— А, по-моему, самое время! Бери!
— Уходи.
— Как только напишешь.
— Я лучше закрою форточку.
— Думаешь, поможет?

Видишь, это уже утро!
Это рассвет просачивается сквозь темные паутины фиолетовых штор… по миллиметру… по секунде…
входя в твой мир, твою комнату, душу…
Просыпайся!
Пора писать Твою книгу!

Я не помню, кто и когда запер меня в этом замке. Но, упорно блуждая в поисках выхода, я все время жду, что этот кто-то появится. И скажет мне, куда я должна идти. Или, хотя бы, объяснит мне, почему я здесь.

Я сегодня целый день бродила по бальному залу, совершенно пустому и одинокому… День был хмурый, и окна скупились на солнечный свет. Их, как-будто, совершенно не волновало, что сумрак замка рождает чудовищ. Эти чудовища, звери сбились по темным углам в бесформенные копошащиеся кучи. Я даже слышала их зловещий шепот и скрежет зубов. Я боюсь подходить близко к колоннам. Мои страхи только и ждут того, чтобы наброситься на меня.

А ведь когда-то все было по-другому. Этот зал был праздничным, светлым и волшебно-прекрасным! Множество маленьких свечек освещали его своды. Там, где сейчас одна паутина — благоухали цветы, — живые и настоящие! И музыка! Здесь была музыка… Она тянула в свой вечный, непрекращающийся танец. Круг, движенье, легкость и восторг! Душа не знала границ, она летела!..

Ну хоть бы дождь пошел! Но нет же, эта серая хмарь будет спокойно и равнодушно смотреть на меня сквозь пыльные стекла готичных окон. Но сколько еще? Ведь ничего же не происходит! И я снова бегу, бегу из этого зала в коридор, из коридора попадая в гостинную… Снова коридор, — спальня, коридор, каминная, коридор… бесконечные коридоры, переходы, линии…
Где я?

Я растоплю камин. Я всегда так делаю, когда устаю искать выход. Когда падаю в бессилии в свое старое потрепанное кресло и гляжу на этот огонь, я успокаиваюсь. Это моё! Это единственное, что я еще могу здесь делать сама. Иногда мне кажется, что однажды этот замок от моего невнимания к нему, от безразличия, сам развалится.
Слабая искорка выпала из очага, убегая на свободу из плена костра, ее породившего. Может и моя тоска и мой плен закончатся, когда замок умрет от моей нелюбви?
Но огонь в камине…

Его не потушить. Это ведь я его постоянно разжигаю. Поддерживаю. Пока он горит, — замок стоит. И медленно-медленно окутывается паутинами и наполняется смешливо-зловещим шепотом темных углов.

А может это я? Я, сама, построила эту нелепую темницу, наполнив ее воспоминаниями о том, чего не было и не могло быть? И именно эти псевдо-воспоминания и мешают мне спокойно собирать своим шлейфом пыль этих темных коридоров, смотреть в глаза этим чудовищам и греться в этих паутинных одеялах времени…
Но огонь горит… и всегда будет гореть!

Ну наконец-то!!!
Долго же ты телился… Я уж думала, что никогда тебя не дождусь!
Когда мы расстались, ты обещал, что сам, первый вспомнишь меня.
И даже — найдешь.

А когда я очнулась, после долгого-долгого сна… и все вспомнила…
Я друг поняла, что вспомнила это раньше времени.
Я вспомнила это раньше тебя.
Хотя смутная недежда еще грела мое сознание…
В самом деле — может ты меня просто еще не нашел? и мы затерялись в реальности нового времени…

Но эта хрупкая надежда оборвалась в один миг!
Когда я увидела тебя!…
Ты просто прошел мимо…
Едва скользнув по мне своим взглядом…

Ты не узнал меня, а значит не искал!
А значит — не вспомнил!

А то время! Ты все помнишь?

Мы там были детьми…
Маленькими хулиганами, стащившими из лаборатории странный прозрачный предмет…
А ведь мы тогда и не догадывались… что «ключ времени» (если ты помнишь, именно так он и назывался), действительно, работает!
Мы же играли в игру, мы думали и верили, что улетим!!!

Нам мечталось, что та война закончится, что в другом мире не будет войны!!!
Мы тогда дали обещание обязательно еще встретиться!!! И, если, получится, попытаться делать новый мир лучше, красивее и счастливее!
И мы нажали на ту кнопку…