Рассказ с конкурса в МПП. Написано в соавторстве с Татьяной Демидовой.

Прапамять. (Н.С.Гумилёв)

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
Моря, пустыни, города,
Мелькающее отраженье
Потерянного навсегда.

Бушует пламя, трубят трубы,
И кони рыжие летят,
Потом волнующие губы
О счастье, кажется, твердят.

И вот опять восторг и горе,
Опять, как прежде, как всегда,
Седою гривой машет море,
Встают пустыни, города.

Когда же, наконец, восставши
От сна, я буду снова я –
Простой индеец, задремавший
В священный вечер у ручья.

СОН НА ПЕСКЕ

Чайник. Чашка. Надтреснутая сахарница. Старая клеенчатая скатерть. Хлебные крошки и пустая пачка сигарет. А в окно стучится какая-то птаха… Я все это уже видел вчера и позавчера… и еще когда-то…

Невиданный калейдоскоп, круговорот событий. Будто кто-то внутри за тебя прокручивает, как старую киноленту, всю твою жизнь. Когда остаешься в одиночестве и тишине, все больше предаешься воспоминаниям. О, эта чертова рефлексия! Именно она будет отыскивать причины всех поступков, выявляя, что привело к успеху, а что к провалу.

Когда живешь быстро, едва успевая делать повороты и перескакивая на ходу через возможность осознать, что ты делаешь – нет времени задуматься – куда, от чего и почему ты движешься? Но остаешься один… И будто замирает сердце. И кажется — в остановленном кадре еще ярок огонь, смертельны застывшие в полете пули, и выброшенное из окна тело зависает в воздухе между землей и небом.

Здесь нет звуков. Одна тишина. Вспененные кони, встающие на дыбы от вгрызающихся в зубы поводьев, стекленеют. Но картина тускнеет, краски постепенно размываются в полусерой дымке, стекая каплями на каменный пол, где в едва уловимых абрисах пятен рисуется отдаленный профиль. Легкий поворот головы. Кажется, блеснет сейчас и острый ироничный взгляд, такой знакомый, такой близкий. Родной. Но это всего лишь камни, они не хранят ни чьих обещаний, не утешают, не восполняют потери. Они молчат…

…скользкой галькой ложась под ноги, накрываясь пеной и блестя от воды на солнце. Ты их возьмешь в руку пригоршней маленького серого города, сложишь в узоры старых домов, заглянешь в пустые окна глазниц, едва удерживая в ладонях этот навсегда уснувший череп прошлого. Он же вскоре рассыплется сам на мелкие-мелкие камешки, почти песчинки, чтобы унести в море все твои мысли, все воспоминания о безумной дороге по вечно плутающему серпантину тревог.

И тебе покажется вдруг, что это все была не твоя жизнь, а чья-то другая, увиденная тобою словно во сне, когда, забывшись, уснешь на горячем песке, подставив горящей звезде истлевающие останки своей души.

Что если все приснилось? И снится дальше… будто кто-то забыл завести будильник, и ты постоянно проваливаешься в тот же сон, не можешь проснуться? А тот, кто не завел часы, спокойно подремывает в своей жизни перед каким-то важным событием. Для него это всего лишь минуты полудремы, а для тебя же – бесконечные круги дорог, сражений, встреч и расставаний, тянущиеся на долгие годы, а то и столетия…

…Звонят. Долго. Настойчиво. Наверное, пенсию принесли… А, может, сама жизнь вернулась. Открыть?

Тишина проникала внутрь незаметно. По одному она убивала во мне все звуки.
Хаос голосов и мелодий постепенно заглушался ее пронзительной пустотой. Отсутствием.
Не было больно. Не было холодно. И одиноко.
Просто, в одно прекрасное утро я поняла — вот она! Тишина…
Это хорошо сочетается с застывшей картинкой-кадром из просмотренной временной кинопленки жизни. На ней гладь огромной холодной реки зеркалит небо, усыпанное облаками.
И все. Больше ничего. Даже ветра. Только это отражение. И тишина… Отсутствие.
Один голос когда-то спросил, что я вижу, когда закрываю глаза. Представляя сферу. И себя внутри нее.
Я представила.
Мысль пошла дальше, она не сидела на месте, ей не терпелось вылететь наружу, прорвать оболочку и очутиться на воле. Это была ее воля!

Лететь над этой холодной голубой рекой, ощущая голубое над собой и под собой…
Этот кадр остановлен.
Голос уже не тревожит.
Звук остановлен.

Покой. Пульс… пульс… пульс… пульс.пульс.. .

Насколько полезно быть гением впитывания действительности? Здесь свою великую роль играет господин случай. Именно он бросает (или выбрасывает?) в тот водоворот событий и ситуаций, из которого приходится вылазить на поверхность, минуя затягивающую трясину сумасхождения.Никто ведь не обещает за драгоценный дар легкую стезю его применения. Чаще всего все наоборот. Тонкое чувствование нюансов доводит до головокружения при
соприкосновении с тем многообразием влияющих факторов, которым подчует нас действительность. Только интуиция может подсказать, что из этого хаоса лишнее. Чем обрастет наше сознание, если будет впитывать в себя все осадки времени?

Люди, проходящие рядом с нами, не могут и не должны все, как едины, отражаться в нас, пусть это будет несколько умных лиц, добрые глаза вон того — справа и ласковый голос впереди-идущей. Зачем больше?

Конечно, речь не о выборе. Зависимость от случайности в самом начале пути однажды, если и не уступит дорогу, то когда-нибудь обязательно подвинется. Мы должны сдвинуть эту гору и обрасти бородой мудрости того, на кого сами хотим смотреть, пусть даже это будет и отражение в зеркале.

Мы шли по лестнице колеса упрямо вверх, не обращая внимания на его упорное вращение назад — только это помогало оставаться в диагональном положении и не переворачиваться вверх тормашками, макая макушки в высыхающей реке лета.
Последователи колеса смотрели на нас хмуро, им не понять было отчаянных попыток на собственной шкуре ощутить преломление реальности сквозь витражную призму. Они привыкли не противостоять вертушке, а безропотно следовать прямо за ней, радостно спотыкаясь на тех же кочках и булыжниках и не упуская ее из виду.
Иногда казалось, что мы подеремся когда-нибудь обязательно, если они хоть раз осмелятся догнать колесо всевращения. Но мы смотрели на них снисходительно, как смотрят ангелы на своих подопечных в приступе особой пацифичности, просто продолжая свое вращение.
И мысли иногда приходят: а что будет, когда колесо сломается? Не колесуют ли нас на нем же?

Маленькая вселенная внутри большой подобна пульсирующей потенции, накапливающейся до предела второй, до актуализации — выхода с одной лишь целью стать такой же самостоятельной, отделиться и быть вне, и по прошествии какого-то времени дать жизнь другой/другим, таким же маленьким вселенным. Это творчество жизни, ее смысл, не требующий подтверждения своей важности и необходимости. Это пульсация естества, это естественно хотеть быть родителем, любовь — только сопутствующий элемент. Основное в понимании, если оно все-таки кому-то нужно — невозможность неучаствовать звеном в цепи, не быть последовательностью, не участвовать в этой последовательности. Как протест это даже красиво, аффектно и эффектно, дерзко и ново, хотя нет… уже не ново, но до сих пор, почему-то, актуально. Это право на выбор, иллюзия того, что это право нам дано не случайно, а значит нужно им воспользоваться не так, как все — лопнуть вхолостую. Порыв ценю, как и все глупости, что совершаются супротив системы)) но… биение внутри себя это всеже лучшее, что довелось испытать в жизни.

Благо — высшая цель.
Цель достижения человеком необходимого. Необходимого для него.
Для кого-то эта цель видится в развитии познавательной способности. (Предпочла бы комплексное развитие, но поговорим пока о конкретном случае)

Бродит среди индивидуумов идея, что «все что не делается, делается к лучшему», даже если это что-то «плохое», потому как:
— закаляет характер
— наводит на размышления, а значит заставляет думать
— приводит к интересным выводам, выстраивает систему
— в целом улучшает процессы умственной деятельности
В этом смысле все идет за Благо. Горе, несчастье, все мелкие неудачи, несовершенства, дисгармония и прочая полезная и важная для человека весчь, может даже и слабоумие))

Но это понимание Блага имеет сугубо практический смысл. Не находите? Типа — так полезно, так как стимулирует ум. Есть в этом еще что-то конфессиональное — в смирении перед Волей Божьей, которая вся есть Благо, даваемое нам в расчете на нашу благодарность.
Есть в этом и что-то прагматическое.
Интересно, каково это изучать жизнь под микроскопом, отрывая лягушкам лапки — изучать жизнь, отбирая ее? Когда была маленькая — приходил двоюродный брат и «ислледовал» мои игрушки, напрочь ломая их. Уже тогда не понимала «полезности» подобной познавательной деятельности.
Но вопрос не в этом.

Если Благо — высшая цель, то «все, что не делается» — должно направляться желанием делать благо именно как добро. Хотя, мне тут же возразят, приведут цитату: «Благими намерениями…»
Но это не означает, что не нужно следовать этому принципу. Не смотря ни на что. Просто больше и лучше думать над направлением, а потом уже и идти.

Реальность по отношению к нам объективна. То, что дается нам и понимается как Благо — таковым может и не являться, так как благо-для-меня воспринимается всеми субъективно. Благо-для-всех понимается смутно. Да и в чем-то общем: жизнь, любовь, свобода выбора? спорно для каждого.
что для одного Благо — для другого мука смертная.
Так надо ли понимать все данное нам как Благо?
Счастливые и несчастливые моменты жизни — это просто данность, реалии. Благодарить за них? Кого? что? И Нужна ли рельности наша благодарность?))

Придет радость, придет горе — воспримем как радость или как горе.
Не все есть Благо. Благо не синоним всего.

Приближаясь к стене, я уже чувствовала ее шершавые блоки, руки буквально вцепились в нее в безысходности. Дальше ничего, дальше то, что могло бы меня спасти. Но я медленно оборачиваюсь — ты даже не спешишь. Прислонившись плечом к полуразрушенному проему, молча стоишь и смотришь на меня. Пришпиленная взглядом, прислоняюсь к своему тупику. Я больше не могу. Бежать дальше некуда… незачем…
Опадаю, теряя сознание, успевая плавно задержаться на твоих руках. Ты поднимаешь, ставишь лицом к себе, близко-близко смотришь прямо в глаза, я вижу в них множество отблесков, весь мир собрался в тебе, свернувшись сверкающими полусферами… все мутнеет…
Ты не делаешь резких движений, просто держишь меня. Внезапно замечаю, как крепко сомкнуты мои запястья в твоих руках, не могу пошевелить даже плечом.
Нет сил сопротивляться — твой взгляд нежен, не отрываясь, он проникает в самое сознание. Дрожу вся мелкой дрожью, по позвоночнику мурашки пробираются к затылку, молниеносно врезаясь в голову, судорога пробегает по всему телу, затухая томительной тяжестью внизу, внутри меня. Огонь. Огонь, который не может вырваться — ты слишком крепко держишь меня, слишком внимательно и спокойно смотришь, наблюдаешь… и ждешь.
Я тоже замираю — мне интересно. Что сейчас происходит в тебе, так ли ты спокоен, как кажешься? Как узнать? Затихаю, перестаю сопротивляться, руки слабеют, дыхание замедляется, чувствую, как смягчаются и оковы… ты уже гладишь меня по рукам, плавно поднимаясь пальцами к плечам, едва касаясь шеи нежными подушечками, осторожно поднимаешь мой подбородок, смотришь на губы. Я чувствую твой взгляд, он становится настолько ощутимым, что губы тоже это чувствуют. Прикрываю глаза…

дальше?
я не хочу знать, что будет дальше

но я знаю, что есть сейчас

Не знаю как, но это произошло — мое Я со всей остротой восприятия ощутило себя не в чем ином, как в мыльном пузыре. За прозрачной оболочкой виднелось нечто очень красивое, его было намного больше, чем содержимого сферы. Это внешнее переливалось всеми цветами радуги, хотя, возможно (возникло такое подозрение), видимость искажалась самой мыльной преградой.
Ох, как же захотелось сразу прикоснуться к этой радужной волшебной основе! Но возникло подозрение: а не лопнет ли? Можно было, конечно, и не рисковать, но зачем нам воля, если мы боимся ее проявления? В общем, мое Я не выдержало и прикоснулось к тому, что отделяло его от Не-Я.

А что могло еще произойти в момент соприкосновения? — только инвертирование
относительно точки касания…
Мир внутренний будто вывернулся наизнанку, заполняя собою все вокруг, обволакивая свернувшийся в шар мир внешний. Лишь оболочка осталась на месте. А что ей сделается? С иллюзией никогда ничего не происходит, не смотря на ее якобы хрупкость…

И вот интересно — что стало с мирами. Я разлилось повсюду, по всем направлениям от шара, Я стало больше чем Не-Я.. С каким любопытством оно разглядывало теперь моря, горы и облака, ужавшиеся до предела в пространство сферы.
— Ах вы мои маленькие! — с умилением думало о них новое-Я, — надеюсь вам там уютно? А я ведь заботливее вас, вы мне не безразличны, как я — вам…

Внутри шара, и правда, все было по-прежнему — равнодушно по отношению к противоположной стороне, — как бы само по себе… Казалось, Не-Я даже не заметило, что произошло… Реки текли как и раньше, ветер насвистывал ту же песню, трава тянулась к тому же ослепляющему солнцу. Это сильно насторажило мое-Я. Чего-то не того, видимо, оно ожидало…
Может быть не почувствовало должного состояния власти? А что нужно для того, чтобы осознать, что обладать властью и полной свободой может в полной мере не то, что окутывает собою меньшее и имеет при этом большее пространство, а то, что само по себе не имеет границ? И решение напрашивается пока только одно: именно иллюзия не имеет ограничений. Даже, если представить ее в виде этой сферы…
Попробуйте к ней прикоснуться и тут же увидите, как пальцы погружаются в зыбкость, прозрачность и иронию видимости, кажимости… без которой, к сожалению, а может и к счастью, мы пока обойтись не можем!
Остается, правда, еще вариант, при котором оболочка мыльного пузыря может лопнуть от неосторожного касания. Тогда Я сольется с Не-Я. Получится: Я-Не-Я. А это уже абсурд.
Так что пусть все будет на своих местах — так спокойнее 😉

Комедия по жизни

Комедия как отрицание. Насмешка над тем, что надоело до тошноты. Смех в этом плане нейтрализует пафос, который до какого-то момента пафосом и не видится, все, типа, очень серьезно и необходимо. Но жить в состоянии постоянной комедии опасно — можно не заметить окончания спектакля и пропустить выдачу ганорара. И не возможно смеяться над всем, рано или поздно придешь к смеху над самим смехом. Что будет тогда?

Посерьезнее))

Один мудрец однажды сказал:
Хватит слушать старого маразматика,а то привыкли все на готовеньком… Так вообще думать разучитесь. Идите и сами нарабатывайте свой опыт, хватит с вас притч.

Случайность

Если бы госпожа Случайность не бросала подачки совпадений, мы бы верили в ее абсолютную власть над нами. Видимо, ей не нужна наша вера, ей хочется всегда оставаться в тени. Эта маленькая богиня потешается над нами, вводя в тупик и предлагая нам мнимую свободу в виде сомнения, в зависимость от которой мы впадаем почти сразу, как только ловим кайф отрыва от одной иллюзии перед включением в другую…

Искажение реальности

Иногда кажется она — за моей спиной. Что она там делает — не знаю, не вижу ведь. По эту сторону — только то, что удается разглядеть, но это, опять же, при открытых глазах и хорошем освещении. А вообще — еще и зрение слабое… Поэтому достоверности в видимом не так уж и много. Есть еще то, что внутри, при закрытых глазах или просто в замутнении взгляда. Там совсем все по-другому, и от меня много чего зависит. И кто из них настоящая реальность — я не знаю… Поэтому вот сейчас возьму ту, что внутри, преобразую в видимую плоскость, допустим на этом клочке бумаге, и уйду, ни разу не обернувшись, оставив за спиной то, чего больше не увижу, но что и будет, возможно, настоящей реальностью.

Золотое сечение отношений

Деление на мужское и женское начала часто происходит по-восточному — на традиционные инь-ян, Но почему бы не попробовать разделить их по принципу Золотого сечения?
Если гармония отношения между мужчиной и женщиной возможна — она вполне может предусматривать и принцип золотого сечения
по соотношению силы-власти-энергии-направления действия друг на друга в процессе взаимодействия — векторов.
Выглядеть это будет неравенством двух сторон, где мужчина не подавляет полностью женщину своим авторитетом, но и не допускает первенства. Женщина в свою очередь, чувствуя свою защищенность, и сама имеет долю определенного влияния.
И это взаимовлияние может выглядеть в соотношении Золотого сечения, где отрезок АС — мужское начало, Отрезок СВ — женское начало, отрезок АВ — объединение их в пару, семью, отношения в целом.

Проще?

В двадцать лет у многих возникали сомнения, что я когда-либо выйду замуж. Советовали «быть проще».
Замуж вышла неожиданно и без особого желания
Поэтому «проще» так и не стала))

Сверхчеловечность — в альтруизме

Можно возвыситься над другими, и это возвышение понять как выделение себя в людей высшей расы или даже в единичность, поднявшуюся над всеми остальными. Но приставка сверх- не случайна. Она означает преодоление всех рамок, в том числе и пороков. Возвышение и выделение себя грозит облечься в форму высокомерия и мании величия. Сверхчеловек преодолеет эту спесь. Но это не означает, что он станет серой мышью, скрывающейся в толпе тех, кем уже не является. Это пророк, которому ничего не надо, но который готов отдать все свое, в том числе и себя, вроде миссии… может быть…

Я дорисовал на стене море. Помнишь, ты сказала, что, я никогда его не закончу? Я поднапрягся. В конце концов, я вспомнил, как там было хорошо, и мы с тобой ни о чем не думали — просто жили, радовались солнцу, улыбались ему, подставляя лица и ладони. Ты тогда тоже рисовала… и почти никогда не злилась.

Да, я все понимаю: жизнь с художником, вечные проблемы, несовершенный быт и запах краски… Ты вольна менять свою жизнь, как угодно, я лишь только обуза. Прости.
Вчера ты впервые за три месяца написала мне. Ты знаешь, я будто очнулся. Нет, не то чтобы твой уход остался для меня незамеченным — я очень скучаю — нет, просто я вдруг понял насколько странно течет время.

Все эти долгие месяцы жары и духоты я изнывал от тоски, то теряя надежду, то вновь ее обретая (даже не знаю, что тяжелее). Мне казалось: время разрывает меня на куски, медленно убивая меня, обезвоживая пустотой и тишиной. Я ненавидел каждый будущий день, зная, что он не принесет мне ничего нового. Смена стиля, попытка писать в новом жанре и покупка новых красок не принесли должного результата — я не написал ни одной картины. Ты права — вдохновение мой бог, но молиться ему бесполезно, он суровый и своенравный.

А вчера… Вчера ты впервые прервала тишину. Ты спросила: «Как прошло лето?» Что мне было ответить тебе? … я промолчал.
А утром проснулся и услышал шум волн — это плескалось не написанное мной море напротив кровати. Я почувствовал это. И в следующий миг спрыгнул с кровати и достал палитру.

Я писал весь день, не останавливаясь. Наорал в трубку на Андрюху, чтоб не лез, когда я работаю, и на какого-то агента. Мне нельзя было останавливаться. По памяти я изобразил все, что с нами было: острую гальку, впивающуюся в голые ступни, белую пену, ласкающую и мурлыкающую, синий горизонт, дразнящий своей двухмерностью и нежные блики зеленой волны, вздымающейся и раскачивающей, словно в колыбели.
Ты бы удивилась, увидев эту стену. Помнишь идею расписать все комнаты нашими любимыми местами? Я не знаю, что будет дальше, будут ли слева от дивана еще и горы с источником, как я хотел, или процесс затянется еще на несколько лет. Но море, знай, море я, все-таки нарисовал.

И именно в этот последний день лета я как раз и почувтвовал, что оно такое… лето!
Ты только вспомни, вспомни и ответь: можно ли его вернуть?