Ад это не страна,
Для знающих силу слова —
Ад — это тишина
Снова и снова…

В хаосе голосов
Затерялась одна страница.
Рвутся раскаты слов,
Но мысли не могут слиться.

Есть же, о чем сказать,
Где обозначить точки,
Но не дано связать
Даже и строчки.

Пустошь, вода — мираж,
Жажда не быть закрытым
Гонит найти тот кряж
С бригом давно разбитым

В воду войти, припасть
К волнам, соленым брызгам,
Душу насытить всласть
Тем, что возможно вызвать.

Прими же, — ты мне твердишь, —
Сердцем любую кому —
Рай это тоже тишь,
Но по-другому…

Снимая маску — выглядеть достойно
Еще не раз…
Но, искривляя губы,
Мне шепчет боль, что я немногослойна —
Я — та, что верила, и та, что еще любит…

И не уйти —
Захлопнута шкатулка
Умело балерина держит спину
Все вовлекая в вечную прогулку,
По кругу
Мерным танцем
На пружине

— Нет, это что такое! Ты мне что тут понаписала! — возмущался Иван, теребя свой почти печатный шедевр. Я пожала плечами, сделав вид, что не обиделась.
— Ты диктовал, — я писала… И вообще! — Нашел машинистку… Совместное творчество — это когда пишут вместе, а не так, что один диктует — второй печатает.
— Саша! Но я же разрешил тебе редактировать и подправлять стилистику, но это же…
У Ивана кончились слова от возмущения, он кинул стопку листочков на стол и отошел подальше.
— Что тебя не устраивает? Я записывала все слово в слово.
— Да? — Почитай!
— Где?
— В конце, последний абзац.

«На город опускался зловещий туман. Улицы заполнялись пустотой, и тишина окутывала собой все живое. Все трепетало перед приближением Его. Он шел один. Тяжелые ботинки отпечатывались кровавыми следами на мостовой… по щеке текла черная струйка марсианской крови… Саша, да зае..ся я уже тебе этот кофе варить! Ты не можешь просто молочка попить?»

— Ну и чо? — спрашиваю.
— Как, ну и что? — резко обернувшись, крикнул Иван. Вот это зачем было писать?
— А что? Не подходит?
— Са-ша…
— Твой роман называется «Эротический сон», а мы уже четвертый день какие-то драки описываем… И изжога у меня уже… Может, за пиццей все-таки сгоняешь, не могу я больше твои котлеты есть…
— Как-как, ты сказала, мой роман называется? — Иван взял первую страничку, его глаза округлились и медленно скосили на меня обезумевший взгляд.

— Ну, ладно тебе, не расслышала — бывает…
— Как можно было не расслышать слово «Галактический»?
— Можно переписать…
— А что там, еще что-то было? — Он отобрал у меня стопку и начал перелистывать…

Да я то что… Могу и в кафешке перекусить

Огонь догорит
И я уйду
Мраморно-белым слогом
И стану твоей
Но не в том саду
Где приняла тебя богом…
Мне нужен покой
Каминные блики
И что-то вроде луны
Своим отражением в море клубники
Зовущей с собой в бредо-сны
Здесь холодно быть
Сотворенной тобой
Всегда идеальной Галой
Мне чудятся цепи
И волчий вой
У самого пъедестала…
Но где-то, я верю,
В снегах Нордонеллы
Под крышей завьюженных лет
Найдется местечко
Попроще
Без целлы
Без жертв
И молитв о тебе

Коломбина долго стояла на одинокой сцене, изображая из себя куклу на веревочках. Вправо, влево, головка вниз, ниточки натянуты… Личико грустное, как у Пьеро…
— Возомнили себя актрисой, — ворчал Влад, почесывая за ухом задней лапой.
— Брысь со сцены, — прошипела кукла.
Но Иван не дал спектаклю быстро закончиться — снова подкинул на сцену кусочек карбоната, с удовольствием наблюдая, как вальяжно кот подбирается к своей добыче.
— Ниче-го вы, Ко-лом-бина, не понимаете в ис-кусь-тве! — прочавкал новоявленный критик.
Актриса дернулась, да так резко, что оборвала одну из ниточек. Сверху послышалось едва скрываемое ругательство.
Но порча балаганного имущества на этом не закончилась… Иван вовремя облокотился на бутафорскую колонну (тоже мне Апполон!)…
Нафиг полетело все: колонны, декорации, занавес, гардины, люстры, стены, парочка звезд и какой-то мужик в скафандре…
В общем… Спектакль удался на славу!
Талант успешно загублен, критикам прочно прижали хвост, а некоторым гениям в хаосе этой буффонады даже послышались стихи Маяковского…
Вот так как-то… Кто не верит переспросите у суфлера, удачно все это проспавшего.

Еще немного —
И станет легче
Прозрачно дымно
Почти беспечно
Без мыслей
Нежно
Как в колыбельной
Покровом снежным
Ложась на нервы.
Я сон свой вижу
Не удаляясь
Я ухожу в нем
И возвращаюсь
Мечтать и дальше
О невозможном
О том, что раньше
Носилось в ножнах
И рассекало под звуки хора
Иные жертвы
Иного взора.
И та богиня
Что улыбалась
Отдаст лишь только
Что нам осталось.

Даже когда
Я пушистая кошка —
Ты помнишь о коготках…
Я же
Пригладив колючую шерстку
Кажется вижу страх

Что опьяняет в запахе воли —
Возможность почувствовать кровь?
Чужую
Фонтаном
Чтоб не было боли
Под вызволенным ребром?

Хочется просто уткнуться мордой
В чью-то теплую шкуру
И может быть даже
Забыться
сдуру
И даже возможно
Уснуть
До белых подснежников,
Розовой сакуры,
Алой клубники
И шума стрекоз
И ос

Ролик смахнул с меня книжную пылинку так заботливо, что не верилось даже в нашу недавнюю ссору. Я ухмыльнулась — давно подозревала, что он не равнодушен ко мне. Но в следующий момент этот негодник толкнул меня в плечо прямо на хозяйкин пуф и проворно взобрался обратно на страницу. «Осторожно — двери закрываются!» — завопил Герамлик и бесцеремонно захлопнул книгу изнутри. Только ресницами успела моргнуть. «Ах вы засранцы! — негодовала вся моя буквенская сущность, — Ну я вам покажу!»

Оставить меня здесь одну… Не впервой конечно, но все равно обидно. Оглядевшись, я все же решила не бездействовать, а поискать какое-нибудь развлечение. Хозяйка спала в этот раз не на пуфе, и даже не на диванной подушечке, а на коврике у камина. Разомлев от огонька, красавица сладко зевала и жмурила свои хитрые глазки, не забывая исподтишка следить за мной. Зная ее причуды, я обошла сиамку сзади, стараясь не задевать вечно танцующий хвост. Меня тянуло к молочку…
В блюдце оно было всегда свежее. Служанки у хозяюшки вышколены — что надо! То ей — рыбку только что сваренную, то икорки красной… водички свежей, молочка парного… Единственное — так и не поняла, зачем сиамке ошейник? Но, возможно, это украшение такое.

Ролик со мной не согласен. Он говорит, что это кошка здесь в услужении… Но я-то вижу! Глупый, не может отличить настоящую хозяйку от этих странных заполошных двулапых… Как вообще можно сравнивать?
Вон, как спинку держит! Походка царская. Гладить себя и то не всем позволяет.
Я вижу то, что вижу. Меня никто не переубедит.

Из-за спины кто-то из своих крикнул: «Мушка! Ты долго будешь в зубах этой бестии торчать? — не пора ли в книгу?» Вот паразиты! Еще и потешаются… «Лучше помогите выбраться, а то, похоже, сиамка меня опять за мышу приняла… Не хочу тревожить ее царственный желудок своей обманчивой формой». Ролик подал руку, злорадно улыбаясь: «Че, нагулялась? — пошли лучше к хозяину, он опять что-то пишет…» Что он может писать, этот бедолага? Да и какой он хозяин, если мы, его верные буквы, разбегаемся едва только книга дописывается…

На грани устойчивости и беспокойства, покоя и движения есть всего лишь одно мгновение, это мгновение перехода. Его невозможно поймать, зафиксировать, остановить.
Оно и толчок и быстрая гибель

Я чувствую, что всегда нахожусь в движении, даже когда лежу и не двигаюсь. Мои мысли доделывают за меня начатое или уводят совсем в другие, незапланированные действия. Во сне тоже что-то происходит — по воспоминаниям даже похлеще дневного… Но это все не то. Мне одновременно с этим кажется, что я никуда не двигаюсь, стою на месте. И это бездействие наваливается на меня нелепым грузом, не давая сдвинуться с места. Может именно так и плывут по течению, особо не управляя ситуацией и собой? Но я же понимаю, что от меня зависит многое, и делаю вид, что гребу, воображая, что гребу против течения…
На самом же деле оказывается, что течение мне просто подыгрывает встречным ветром…
Река же по-прежнему сносит меня с горы, не забывая периодически бросать на камни и устраивать небольшие водопады.

И что тогда моя жизнь? Не маленький ли бумажный кораблик, лавирующий между обстоятельствами в пограничном состоянии беспокойства от возможности утонуть и уверенности, что обязательно выплывет?..

Болезнь пришла с мыслями, что я не Бог.

Я подумал тогда — не утро ли наступило?
Мысленно потянулся, зевнул, настроился на воскресный позитив и ленивое разворачивание изнанки навстречу добру…

Но тут произошло нечто странное…
Это обычное сомнение, которое будоражит все мои доступные сознанию нервы, как-то по-другому сработало в этот раз…

Оно не просто качнуло меня в сторону человека, разрешая сделать вдох — настоящий глотательный такой вдох… а выбило меня из центра…

Как? Да я не заметил — пережевывал в этот момент бутер в предвкушении игры в человеков))
И Бум!
Центр сместился…

Мысль, что я, наконец, доигрался, сначала развеселила. Но когда звезды пошли косяком, и млечный путь утек неизвестно куда, как из под грабель, исчезая в неизвестной пустоте…

Неизвестной?! Да, и пустота теперь стала неизвестной… Страх, а вернее ужас, сковал мое сознание.

Я больше не Бог, я здесь.
Я — маленькое непонятное существо.

Мое последнее утро ослепило мне единственный глаз и сделало заложником ожидания ночи…

Теперь я тоже чувствую боль и надеюсь на исцеление, надеюсь…

Окно открыто… Звезды уже там… Млечный путь тоже…

А я еще здесь…