На плече у нее красовалась синяя ленточка, правая бровь была тоже частично синей, а на левом запястье — синий браслет с эмблемой СоТеЭра (Союза Терапевтической Эры). СТР работал во всех областях сити, но главным образом в тоннелях смертников. Майя была одна из тех, кто не боится ничего. Идейная, боевая, правильная. До тошноты, чем подчас раздражала даже своего замглава. Он, к слову, поручал ей самые ответственные задания, зная, что выполнит. Для отчетности эта девчонка подходила, но для коллектива была сущим демоном. При такой не расслабишься.
Ден ловким движением спрятал рюмку за стопку книг (Руководство по молодежной политике СТР), выпрямился. Майя влетела в кабинет привычным ритмом, сделала знак приветствия, прикоснувшись указательным пальцем ко лбу и выбросив руку резко вверх. Выпрямилась и скороговоркой отчетливо произнесла хорошо продуманную речевку-рапорт. На стол положила правильно исписанную бумажку. Замглав кивнул и предложил сесть. Но юная сотеэрка отказалась. В ее глазах еще горел нездоровый блеск очередной победы, а в крови бурлила горячая лава. Невольно Ден подумал: «А ведь наверняка она еще девственница…»
Доклад был до жути скучным. Поймали какого-то отчепенца-забугорщика. Майка долго его описывала, разъясняя, какую работу с ним произвела, чтобы исправить, направить на путь истинный и сделать наконец человеком.
«Не повезло парню… — подумал Ден, заглядываясь на с виду симпатичную девчонку, — вот ведь он жил себе спокойно, переходил иногда границу из одного лишь чувства экстримальности, адреналина не хватало, а тут ОНО, это чудо-чудное…»
— Мы его убедили вступать в наши ряды! Майк хорошо подумал и, наконец, решился. Завтра начнет проходить испытание, месяц подготовки, тестирование и принятие присяги. А потом может возвращаться к себе. Нести наши идеалы в свой несовершенный мир!
Ден оперся подбородком о правую руку, локоть поставив на кипу журналов с отчетами о деятельности ячейки СТР-тоннельщиков.
— Он, кстати, уже здесь. Я ему провела подробную экскурсию, показала наши стенгазеты, мини-музей и бюст Эратерапевта Забошки (основателя организации СТР — от авт.)
— Хотите его увидеть? — спросила вдруг девушка. Замглав будто очнулся.
— А хочу! Где он, этот твой вольноприбывший?
***
Сигарета плохо влезала в замочную скважину, пришлось проявить немало усилий, чтобы пропихнуть ее внутрь. Когда замглав это увидел, он посоветовал Майку получше сжать сигарету с боков. Потом спросил:
— Откуда?- и, не дождавшись ответа, — И какого?
Майк завис, изобразив олигофреническую задумчивость и медленно перевел взгляд на Майю.
«Все понятно — подумал Ден, — чары нашей активистки делают свое дело, но надолго этого парня не хватит».
— Значит так, — начал инструктаж замглав, — сейчас пойдешь в КомДокСправ (Комитет Документо-Справок — от авт.), запишешься на прием к секретарю для прохождения комиссии, возьмешь инструкцию по сбору документов, закажешь через сеть все свои исходные данные, пройдешь процедуру проверки, возьмешь буклет по организации внешнего вида. Сбреешь пейсы. Сведешь свастику с щеки. Серьгу из уха вытащишь. Протрезвеешь. Ишака своего сдашь в ЗооКомЦентр. Сотеэр Кайченко проводит.
Майя тут же сделала соответствующий знак и кивком головы подтвердила, что проводит. Майк улыбался. Создавалось впечатление, что он ничего не понял. Но Дену уже было наплевать, он вернулся к отчетам, мысленно кляня и эту девчонку, и этого несчастного бедолагу, что так неосторожно забрел в их тоннель.
***
На сводах часто синели яркие лозунги: «ПОБЕДИ В СЕБЕ СЕБЯ», «НЕ БУДЬ ТЕМ — БУДЬ ЭТИМ», «ЗАДАЙ ИМ!», «СИНЕЕ С НАМИ», «В ТЕБЕ, А НЕ В НЕМ», «ДА, А НЕ НЕТ».
Майк с интересом все разглядывал. Тоннель был длинным, извиваясь, словно змея, периодически сужаясь или расширяясь, освещаясь солнечными окнами или редкими фонарями, направленными на записи синей краской.
— Это историческая зона, — рассказывала Майка, — здесь 387 лет назад прятались первые СоТеэРовцы, сражаясь за право быть лучшими. Они мечтали переделать мир, сделать всех счастливыми, научить жить правильно, создать гармоничную систему для всех.
Майк молчал, продолжая улыбаться. Из кармана у него торчал ворох только что полученных инструкций по прохождению комиссии. На лбу уже виднелась первая синяя точка — начальный знак приобщения. Майя гордилась своей работой. Дома она собиралась написать об этом дне стихи и отправить их на Внешнетерапевтический конкурс молодых СТР-овцев. Не для грамоты или очередного значка — просто ей нравилось проверять себя и свои способности. Она делает из людей — ЛЮДЕЙ, а из слов — СЛОВА. И если ее коллеги это оценят, значит жизнь прожита не зря.
Они остановились.
Тоннель закончился неожиданным провалом. Ямой.
Майя вытащила из кармана синий фонарик и, закрыв собой Майка, посветила внутрь. Внизу зашипело от синего света, что-то начало испаряться и при этом дымиться. Девушка была бесстрашной, ее это не напугало. Ногой она отпихнула вылезающую из дыры черную тень — та с визгом опрокинулась обратно. Потом полезла другая, третья. Майя с легкостью расправилась с каждой из них, ловко обжигая их фонариком. Майк перекрестился и спросил:
— Что это?
— Твои страхи, — сказала девушка, — дальше будет только хуже, но пока я с тобой — синее тебя защитит.
— А долго еще идти? — спросил он.
— Пока не закончится совещание КомСтраха, и тоннельная спираль не выведет нас к мосту через р.Бредню.
— А дальше? Дальше что?
— Не знаю… А что ты хочешь?
— Целоваться.
— Я тоже. Но у тебя еще нет кодового браслета с разрешением на прикосновения.
— Я понял.
Позже, когда они уже простились и условились, где встретятся утром, Майк прикоснулся к левому уху и вскинул руку вверх — условный знак прощания. Майя повторила.
Вот только утра у них не было — тоннель снес большой бульдозер с соседней планеты. По планам на 3445 год инопланетцы собирались ударными темпами сеять на этом квадрате суши свои черные гигантские пухлики. А заодно истребить всех местных вредителей, оставляющих на твердых поверхностях склизкие синие следы.

Он ждал меня в кафе на углу Садовой и Земской. Названия ее я не запомнил, но крайний уличный столик в зрительную память въелся настолько, что даже, странно, почему он еще ни разу мне не снился. Вид у моего визави был и в самом деле адский. Черная косматая борода, кожаная мятая шляпа и такое же мрачное кожаное пальто, воняющее каким-то смрадом. Сначала я решил, что это какая-то шутка. Деловые встречи обычно проходят несколько по-другому. Но на другой формат рассчитывать было нечего, к тому же, предложение заманчивым показалось уже по телефону.

— Сколько вы готовы вложить в наш проект?
Я задал стандартную фразу. Черноусый внимательно меня разглядывал и молчал. Я понял это как паузу и вежливо выждал ее окончания. Не помню, откуда и как в его руках появилась дымящая трубка. Вместо ответа он приложил ее к губам и продолжал смотреть прямо в упор. Тогда я сам назвал первую цену. И тут произошло странное: я сказал не то, что хотел. С языка слетела другая цифра, совсем мне не выгодная. Испугавшись, я попытался исправиться, но было уже поздно – оппонент быстро на нее согласился.
— Договор подпишем в среду.

Я услышал это, еще не успев опомниться. Черный встал и, скоро распрощавшись, будто растворился в толпе.
Несмотря на первоначально маленькую сумму, деньги в проект вливались, как весенние потоки бесконечных ливней. Оставалось только позолотить лопату и начать грести доходы именно ею. Попутно, я перекидывал на черный день и зарывал поглубже в иностранные банки. Загадочный партнер не появлялся несколько месяцев. Это даже начало несколько успокаивать. И мысль о странной сделке постепенно переставала тревожить.

Однажды утром я столкнулся с девушкой. Она читала книгу на ходу, ничуть не заботясь о том, что может на кого-то или на что-то напороться. И ведь ее, действительно, все обходили. И даже столбы как будто уворачивались от столкновения с нею. Я это заметил еще издалека, настолько мне это показалось странным. И не то, чтобы я нарочно это сделал. Но как-то само вышло. В общем, мы столкнулись. Я извинился. Она тоже. Книгу не закрыла, но подняла глаза и долго ошеломленно смотрела в меня своими голубыми отражателями неба. На мгновение мне показалось, что в ее небе пролетел самолет, закружилась стая ворон и подрались две чайки.
Мы пошли в то же кафе на углу Земской и Садовой. И долго пили кофе, почти не разговаривая и даже не улыбаясь. Я знал, что это в первый и единственный раз. И больше уже никогда ничего не будет. А когда она исчезнет, я не найду ее в этом огромном голодном городе. Он затянет ее в свое чрево, как только я отведу взгляд от ее глаз.

По дороге домой я сорвал лилию и вколол ей в прическу. Все еще не выпуская руки этой девушки, я думал, что вектор неизменен, ориентир четок, а я всемогущ, усиленный странным соглашением с до конца не понятым желанием быть над чем-то, а не вне-чего-то.
Но что-же, но что-же в этом договоре? Его почерк коряв и нервозен, его цвет неизменен и не выцветет никогда. Он печатью ляжет на все, что я хочу и чем владею отныне.

Я пришел домой и нашел тот самый договор. Красным пятном на нем зияла странная подпись. Кровь высохла, а ужас от подписания остался. Я купил величие, потеряв душу. Но надежда…. надежда на спасение всегда есть. Может быть, она в голубых глазах Маргариты?

Естественно, меня всего трясло. После разморозки – обычная реакция. На плечи накинули теплый плед, под нос сунули рюмку с водкой. Я выпил, не задумываясь – это тоже показалось нормальным. Поначалу. Но, с возвращением привычного образа мыслей и восстановлением памяти, сознание начало приходить к серьезнейшим разногласиям с действительностью.

Ну, во-первых, объясню сразу: я только что вышел из крео-сна (условно – заморозки). Когда наша компания в 2019-ом начала продвигать крео-переходы для неизлечимо больных, чтобы, известное дело, вылечить оных уже когда изобретут лекарство от тех или иных болезней, начался настоящий бунт различных общественных организаций. Кто нас только не обвинял в мошенничестве. Главное, и мы-то никак доказать свое изобретение не могли иначе, как временем. Мыши и обезьяны это испытание частично уже прошли, и даже с успехом. Мартышка Микки четыре года пролежала в крео-капсуле и спокойно демонстрировала свою привычную жизнедеятельность всему миру, ничуть не уступая своему предзамороженному состоянию. Но нам все равно не верили. Нужен был доброволец, первая, так сказать, жертва.

Я, собственно, не вызывался. Но так совпало. Занимаемая мною должность прогнозиста событий сама обусловила несчастный жребий. На конгрессе мое выступление произвело фурор. Все производимые мною расчеты приводили к ошеломляющим результатам в медицине и технологиях. Мои коллеги даже произвели несколько роликов, показывающих будущее во всем его величии. Это был поистине шедевр всех созданных на тот момент прогнозов. Я настаивал на том, что именно через 70 лет наступит эра самоизлечения путем внутренней мозговой стимуляции организма. Человек должен был сам контролировать все процессы своей жизнедеятельности. Меня поддержали тогда и химики, и физики.

Как же так получилось, что именно я, именно на 70 лет был заморожен? Вы думаете, на меня надавила общественность, заставив самому уснуть на столько лет, чтобы проверить собственную теорию? – это наивно, господа. Или вы думаете, что я сам был настолько смел и претенциозен, что, любопытства ради, рискнул на столь опасное путешествие? Да что вы… Я вовсе не герой. Все вышло случайно и даже, можно сказать, банально.

Тетя Валя мыла полы в лаборатории, как всегда потянула за провода. Тут как раз я зашел за Толиком, позвать отметить успех хорошо прожитой пятницы. И как раз в тот момент, когда провод был уже у меня под ногами, раздался хлопок, ведро с водой опрокинулось на ноги, меня передернуло всего так, что, казалось, я взлетел под потолок и приземлился на что-то очень холодное и неудобное. Все остальное было смутно. Хотя до сознания и доходило, что суета моих коллег и крики «остановите заморозку» явно ничего хорошего не предвещали…

Это как бы начало. Вернее, предыстория. Теперь, во-вторых: как только явь вернулась, сразу захотелось прояснить ситуацию в настоящем, то бишь, после сна.
Первое что я сделал, после водки, это оглядел стены. Серые, грязные, обшарпанные, с потеками и в неприличных надписях. Отлично. Рядом сидел бомжеватого вида Коляныч, как позже он сам представился. Разбитая лампочка, мусор и грязь. Забитое досками окно. Запах тлена и закисшего мусора. К горлу подходила тошнота, и все еще трясло от холода. Но мой спаситель, как позже я сам его окрестил, смотрел с благоговейным теплом и радушием.

Я поинтересовался: в каком году оказался? Вполне могла быть ошибка. Мое красивое будущее никак не вязалось с наличной обстановкой. 2090-ый – мне ответили. Не может быть! Я подумал, что это какая-то ошибка или глупая шутка. А, когда уже был в состоянии встать, я с помощью Коляныча выполз на улицу и увидел весь этот постапокалипсис. Не то чтобы, вот как показывают: после нашествия зомбей – все в руинах. Нет, люди так же ходят, куда-то спешат, работают, машины гудят. Но все в таком виде, будто мир доживает свои последние яркие краски, выцветает прямо на глазах и теряет форму, обтачиваясь о тяжелые реалии. Мир устал, деградирует и глохнет, как фальшивый саксофон.

Я прислонился к стене и подумал с горечью: хорошо бы, чтобы никто с того конгресса, кроме меня, не дожил до этого дня… Коляныч сходил за новой бутылкой. Предложил выпить за встречу и попросил разрешения поспать хоть разок в моей «конурке». Я не знал, что ему ответить, но от водки не отказался – все-таки надо было отметить то успешное выступление, а то как же оно… сами понимаете…

Я проснулась с ощущением, что провалила задание. Какое задание, и что я должна была сделать — этого я не помнила. Сев на кровати и встряхнув головой, все-таки решила сначала выпить чего-то холодненького и в процессе, может быть, вспомнить. Ага! Похмелье — первое, что пришло в голову. Значит, напилась и провалила задание.

Что за комната? — Не моя. Но странно… Ноги, почему-то, уверенно ведут к холодильнику. Значит, я здесь уже была! Пустой, собака. Кто же здесь живет? Неужели нельзя было купить хотя бы газировочки…
Кто-то хлопнул входной дверью и закрыл ее на два оборота, неаккуратно бросил ключи на комод, чем спровоцировал падение фарфоровой статуэтки — этой дурацкой балерины. Откуда я это знаю? Меня охватил ужас: я слышу и понимаю то, чего не знаю! Плюс жажда и головокружение довершают свое дело — хочется упасть с прижаться спиной к холодной дверке холодильника.
Когда потемнело в глазах, я еще успела различить темную фигуру Кости. Откуда я знаю имя — не спрашивайте. И не удивляйтесь — я к тому моменту уже перестала удивляться, решив окончательно проспаться и уж после вернуться в реальность.
В свою реальность. Где все гораздо привычнее: погони, драки, убийства, кражи, стрельба и безудержный секс. Да вру конечно. Но. вдруг?

Так что…
Чтобы проснуться надо уснуть.
Но просыпаться пока что была не судьба. Костя отнес меня обратно на кровать и укрыл одеялом. Знобило. Видимо, точно похмелье.
С потолка свисала кривая люстра. Трехламповая в виде лепестков розы. Один из лепестков упрямо косил в сторону, нарушая круговую симметрию. Мне это давно не нравилось, я просила Костю поменять эту чертову люстру, которая скорее раздражала, чем смешила, пока я… пока мы… Таааак…. Я снова села в кровати. Подозрение подползало с навязчивым сарказмом: в этой реальности этот самый Костя еще и мой мужик??? люстра…
Мне стало смешно. А, когда мне смешно, я всегда смеюсь, конечно же. Он не понял. Уложил обратно.
— Не трогай — я тебя не помню! — а это уже рассмешило его.
От этого стало еще смешнее мне. Черт возьми, сон оказался веселым.
Но бред этого утра не спешил заканчиваться.

Под подушкой оказался пистолет.
И тогда я вспомнила задание.
Чип в виске сработал мгновенно. Но объект-443 перехватил пушку, и пришлось делать прыжок в сторону окна, в горшке лежала еще одна — я хорошо подготовилась перед слиянием. За картиной — нож. Под половицей — сабля. Но он — парень не промах, пришлось побороться. С размаху я не удержалась и разбила ту самую люстру. Саблей. Опять стало смешно. Но этот гад влупил мне вазой по башке.
А ведь я так похожа на его жену… Машу, кажется?

Черт! А это еще кто: опять дверь. Кто-то совсем не вовремя — у нас тут кровавая схватка «Маши с Костей».
В комнату вбежали дети и ошарашенно остановились. Мальчик и девочка. После вазы голова уже плохо варила, но чип выдал мне их имена. На автомате я скомандовала:
— Гриша, Надя — уроки делать! Мы с папой договорим и уберемся. У нас сегодня генеральная…
Дальше я ничего не помню. Походу, объект-443 не был озабочен моральным воспитанием детей, и долбанул меня еще какой-нибудь вазой.

Не знаю, что еще включить в свой рапорт Изложила все, как есть. А чипы ваши — фигня. Один грамм алкоголя и слияние превращается в залипание.

Аня тихонько вошла в комнату. Сложно было разглядеть в ней что-то, кроме собственной тени. Свет проникал только от открытой двери. Первым высветился стул и старый камин, обшарпанный ковер, листы пожелтевшей бумаги, разбросанные в беспорядке на полу.

— Садись, — прозвучало несколько грубо. Но Аня послушалась и села на стул. Он резко отдавал холодом и неудобно прижимался спинкой. Еще секунда, и стул стал капканом, прочно приковавшим ее к себе. Аня не могла пошевелиться, даже руки опустились без сил и застыли в обреченности.
Маэстро появился внезапно и загородил собою свет. Всклокоченные волосы и острый нос, злые тревожные глаза и порывистые движения – это все, что она могла понимать в этот момент. Он взял ее за плечо, прошептав:
— Смотри!

За дверью изливалось море космической темноты, перемигиваясь миллионами огней, переплывая в фиолетовый бред и возвращаясь в сумасшедшую темноту. Огни обжигали глаза и падали им под ноги. Плечо болело от жестких когтей, сидящего на нем ворона.
Смотри… Смотри… Это все, что ты способна видеть? Ты не видишь, не понимаешь, что я, только я настоящий? Только я живу в тебе… И, родившись однажды, не умру никогда… Ты не видишь, не знаешь…. Злая, слепая, не знающая, не желающая знать…Каждый день ты проходишь мимо. Улица Восточная, перекресток четвертый, угол дома номер шестнадцать, третья дверь слева. Я встречаю тебя каждое утро. Сигарета и запах кофе. Столики еще пустые, кот под ногами, каштаны осыпались давно и собираются цвести не по сезону раньше, или позже…
Но ты… Когда идешь – смотришь только вперед.
Не оглядываясь.
Не видя.
Как космос меняет цвета… Как север меняется с югом… Как звезды играют в блюз… Как пепел ложится на мысли… И тлеет надежда на вечность… с тобой…

Аня закрыла, открыла глаза. Никого. Комната, залитая светом. Время вышло. Аттракцион подошел к концу. Смотритель дирижирует: выходить. Словно вслепую она выскочила наружу и пошла, не оглядываясь, как привыкла.
На обороте, за ее спиной – надпись на белой афише: «Ловушка для спящих»

— Во сколько отлет? — спросила Майя.
— Когда капитан проснется.

Тланту тоже надоело плевать в потолок, но он терпеливо ждал, периодически развлекая себя перелистыванием звездных карт. А вот Майе стало скучно, ей хотелось одуванчиков и зеленой поляны. А вокруг были только красные засушенные хватальные колючки в коричневатой жиже.
— Шо за планета-то? — небрежно спросила она у Тланта. На что тот поморщился и менторски процедил:
— Майя Гавриловна…, детка моя, перестань «шокать», ты уже две весны как оторвалась от родной Дырляндии, и пора уже очистить язык от этих этнизмов.
— Сам дурак!
Тлант закатил глаза: за что ему это? Капитан спит, на корабле — женщина, а из команды — только биоботы, да и те на подзарядке — потребляют радиокативный перегной местной флоры. Скучный вечер.
Майка выскочила наружу.
У нее были полосатые гольфы, фиолетовые волосы, собранные в два коротких хвостика и несколько веснушек на смешливой мордашке. Но капитану она чем-то нравилась, поэтому приходилось терпеть и ее. Девчонка часто нажимала на кнопки — это была ее страсть. Со словами «А что это?», не дождавшись ответа, она тут же тыкала в неизвестное. Чаще всего неизвестное тут же отзывалось опиздюливанием. Капитан называл это кармой, а Тлант молча брал ключ и шел чинить Космоблоху, отдирать от нее липучку-астероида или попросту избавляться от одного из отсеков вручную или вножную.
«Вот пусть бы она там заблудилась… навсегда» — думал Тлант, провожая глазами фиолетовые хвостики, утопающие в красной растительности. Из травы тут же донеслось:
— Шняга какая-то!
Тлант считал себя аристократом, поэтому слово «шняга» его доё… нет, не так — приводило в неистовство! Будоражило сознание, теребило вне нервные струнки на его высокоинтеллектуальном и… Додумать он не успел — Майка принесла ему шняжку и протянула на своей детской ладошке, спросив:
— Шо эта?
Тлант не был космоисториком, он всего лишь пилотировал Космоблоху и держал на своих крепких плечах весь духовный потенциал экспедиции, прокладывающей новые галактические пути. Он, конечно, знал, что на этом пути могут быть интересные архео-палеоанталогические находки, но не был готов к их расспознаванию. Но… но это, кажется…. Кажется…. Тлант вертел шняжку в руках с видом профессионала, пытающегося проверить достоверность собственных средств восприятия объектов дейтвительности.
— Это не соответствует…
— Шо?
— Надо найти идентификатор.
— Ты дебил? Я тебя спрашиваю: ШО эта?
— Дура! — Не выдержал аристократ и удивился быстроте собственного регресса, как следствия общения с подобной дурой.
Майка отобрала у него шнягу и, подняв к свету выдала:
— Петля от колчанной крышки.
— Шо?
— Дурень! Петля, говорю, от колчанной крышки.
— Петля. От колчанной. Крышки. — медленно проговорил новоиспеченный дурень.
— Да петля, что непонятного.
— От колчанной… А шо такое колчан?
Женщина посмотрела на него как на дурака:
— А ты не знаешь?
— Одежда? Типа кафтана?
Майя закатила глаза. За что ей это! Капитан спит, у штурвала какой-то придурок, а в команде куча железа, ржавеющего на глазах от того, что жрут кактусовые какашки.
А капитана придется будить. Надо рассказать ему, что на этой планете еще водятся стрелолуковые племена, а местные научились добывать металл. Может удастся найти кого-то из них и забрать в лабораторию. Майя пнула капитанскую дверь.
— Ктууууулх! Ктуууууулх, солнышко…. Вставай, родной! У меня для тебя артефак..

Планета Рэ-258, почтовая станция в 78 секторе, терминал 11а.
Синяя стойка для ручной передачи физической почты. Это все просто. Синяя — для вещей, зеленая — для информации. Так примерно и пытались объяснить девушке с фиолетовыми волосами и в полосатых гольфах. Но она упорно стояла в очереди, не обращая внимания на хрипящих рэйцев, с коробками и тюками толкавшимися и воняющими отношением к новой власти 72 ближайших планет. Местные всегда выделяют зеленую жидкость через поры за ушами, когда меняется РЭ-зидент и приходят новые порядки. Обычно тогда и начинается жуткий ажиотаж. Космопочта ломится от пересылаемых с планеты на планету посылок с гуманитарной помощью друзьям, родным и знакомым. Ну как… гуманитарная помощь… Все считают, что инопланетным соседям непременно потребуется помочь разобраться в ситуации. А как это лучше сделать, как не с помощью знающих и всепонимающих братьев/сестер по несчастью. В посылках в основном комические миниатюрные голограммы в виде пантомим, отражающие отношение к власти, новому правительству и изменениям в законодательстве. Обмен происходит довольно бурно — рэйцы изощряются в передаче иронии, не забывая при этом, конечно же, подкусить и национально-планетные особенности адресатов. Как же без этого. Собака о двух хвостах, не знающая, за какой хвост вцепиться, и вращающаяся то в одну сторону, то в другую — вот примерная посылочка одного из таких гуманитарцев. На планете Рэ-259 получатель такой посылки, нахмурившись, почешет вторую антенну (бюджетную — в отличие от первой) и отправит в ответ кенгуру леопардового цвета, с жирафьей шеей и ушами аравийской зайчихи, сидящего в гнезде на пальме. Не спрашивайте — что это означает. Но, уверена, рэец с Рэ-258 обязательно поймет в чем намек. Видимо, еще что-то семейное будет задето.
Но разговор не об этом.
К синей стойке подошла девушка  с фиолетовыми волосами, в короткой юбочке, белой полупрозрачной до неприличия блузке и полосатых гольфах. Без посылки. Почторобот уже было собирался жестом направить девушку к зеленой стойке, где  с помощью звуков или беззвучной (не у всех есть горловая способность передавать информацию) вибрации фиксировать сообщение на табло для межзвездной отправки. По сути, через этот пункт тоже отправлялись мнения, сарказм и насмешки. Но не визуальным способом. Получатели слышали мнение инопланетных отправителей сразу в мозг. А вот отправлять пока можно было только через почту. Что поделать — техника в этом межзвездном секторе еще была допотопная.
Но мы опять отвлеклись.
Девушка не реагировала. Она вообще не передавала на лице никаких эмоций. Молча выслушала почторобота и протянула денежную флешку.
— Папка «Сообщение от Мии». Получатель — Гэт. Адрес: 34тррр57558@пром2.
Бот молча взял флешку, вставил себе в лоб, открыл указанную папку, скачав с нее деньги.
— Но где же посылка? — спросил он у девушки.
— Я — посылка.
Почторобот оглянулся на старшего менеджбота, оба пожали плечами и пропустили девушку в почтовый тоннель. У входа она сложилась в небольшой легкий чемоданчик, который сам заехал в грузовой отсек.

Не спрашивайте, что это за адрес, и кто такой Гэт.
Последним кадром должна быть открытая дверь залитого солнцем уютного домишки, на пороге счастливо обескураженные глаза небритого мужчины, увидевшего на пороге приведение с металлическим блеском в глазах.
— Ми?
Звонкая пощечина в ответ.

«Сообщение доставлено. Служба доставки ООО»Посылайте вместе с нами!»

Цифры ничего не значат

Она сжимала в руках дымящую кружку и говорила без остановки. Смотрела в пустоту, будто высматривая откуда-то невидимого слушателя.
— Этот поезд несется в никуда. И никто не знает, когда он остановится. И остановится ли…
Кто успел — запрыгнул в последний вагон. Отхватил свой «кусочек сена». Кто-то заранее взял билет СВ и вполне мягко устроился в своем недолговечном мирке.
Всех все равно по прибытию ожидает одно и то же.

Он не слушал. Просто курил. И ждал, когда она заткнется. Дышал ее остывающим кофе и едва уловимым ароматом минг-шу.
В его параллели все было гораздо проще. Он знал, какая именно деталь выйдет из строя с точностью до секунды.
Он считал: 432, 431, 430, 429, 428, 427, 426…

— А знаешь?
— 425
— Это ведь я твой главный враг на сегодня…
— 424
— Я умею поворачивать на сто восемьдесят
— 423
— А рельсы сегодня — жидкая ртуть. Хочешь? Тут немного осталось. Допьешь?
— 422, 421, 420…
— четыреста двадцать один
— 422
— 423
— 424

— На этой планете все были роботами.
— Да ну… — не поверил Джек, — так уж и все? А кто же их создал?
Павел задумался, с минуту помолчал, будто что-то припоминая, потом изрек тоном древнего аэда:
— Ходила легенда…
— Стоп, — не утерпел опять Джек, — как ты сказал? — Ле-ген-да?
Он постучал указательным по виску и откинулся обратно на спинку кресла. Пиво кончалось, а дружка уже явно развезло — подумал Джек и достал еще пару банок.
— Ну да, легенда, — продолжил Павел, не обращая внимания на скептицизм слушателя.

У них там все было построено на легендах, притчах и устной истории, напоминающей Земной эпос. Например, космогония. Однажды Великий Разум создал металлическую коробочку, и чтобы коробочка была интересной, он снабдил ее хитрым механизмом и наделил искусственным разумом и душой. Так появился первый компьютер. Искусственный Разум. Чтобы первому ИРу было не скучно, он разрешил ему продолжать его дело и творить свои коробочки, наделяя их разумом. Так появилась цивилизация Первых железных коробочек.
Затем Эра Железа сменилась Эрой Пластика, а она — Эрой Биомассы.
К моменту прибытия нашей экспедиции на Планету все население было уже не отличить от живых организмов. Если бы не способ размножения.

— Ну и какой у них способ размножения? — уже засыпая, спросил неуемный Джек.
Павел улыбнулся.
— Да никакой. Размножались они до определенного предела, пока хватало места на планете. А потом просто стали модернизировать то, что уже было. Ну да, что-то типа вечной жизни. А что… им, роботам, можно.
Они, кстати, не понимали, почему мы их роботами называли.
Вот ты спросишь, дружище…

Дружище уже крепко спал.

— Вот ты спросишь, а что им там делать? Роботам…
А у них такая же жизнь, как у нас. Любовь, политика, смена власти, войны, секс, наркотики, искусство, телевидение и даже парк развлечений.
Зачем ты спросишь?
Мы им тоже задавали такой вопрос. Ну типа вот так: «А зачем вам это все?»
Знаешь, что они отвечали? — Ни за что не поверишь, Джек…

Павел засмеялся, искренне и негромко.

— Они отвечали: мы же люди.

— Мы вскрыли одного такого. Воришка. Нет, это не было убийство. Он просто влез в ракету в поисках халявного. Нашел чей-то джинн и… в общем закоротило. Не готовы они еще стать людьми.
Ну а нам интересно ж было, что там у них внутри. Так вот, Джек, ты не поверишь — там пусто. Коробочка в черепном отделе — пустая. Там даже воздуха нет — сплошной вакуум.
Мы так и не поняли, как они работают. Во всем остальном теле — только биомасса, наподобие живого организма, очень похожего на человеческий.

Вот.. а ты говоришь — Роботы.
Ну, кончай спать, заводи свой «НьюУралец», нам еще сто гектаров пахать.

Нет, это невозможно было. Мэг выглянула из комнаты, как бы крадучись, добралась до портьеры и спряталась там.
«Пока здесь никого нет, — думала она, — все намного лучше».
Мэг не любила людей, особенно чужих. В большой гостиной их собиралось обычно много, особенно по четвергам. Иногда она их ненавидела. И ненависть эта не давала ей покоя, но она не удаляла Мэг от общества, а наоборот – тянула к нему. Но не открыто. Общаться с ними, позволять видеть себя другим, она не могла. Оставалось только быть одним неприсутствием рядом с ними и ненавидеть всех сквозь огромную темную портьеру.
Это были свободно перемещающиеся в пространстве личности, мало отдающие отчет в плавности и красоте своих движений. Двое мужчин и одна женщина. Частые гости семьи N. Брайн и Стив – дельцы в сфере пылеперерабатывающей промышленности. Два старых друга, два нераздельно связанных между собою врага-брата. Они даже похожи были друг на друга, особенно в этом жесте, когда бокал чуть отстраняется от тела в сторону рядом стоящего столика, но не ставится, а зависает в некой невесомости и как бы даже задумчивости.
Брайн, не отрываясь, смотрел на Элджин. Ее неизменно красный не ослаблял своего влияния. Ведь это было не только платье. Вся жизнь укладывалась в этот острый цвет. Черный блеск прически, холодный взгляд и следы красной помады на бокале выдавали в Элджин женщину и женщину не простую. А очень простую. Так, во всяком случае, думала Мэг, ненавидя ее из своего убежища.
Брайна она ненавидела не меньше. Стив был болтуном, но он так часто стоял спиной к портьере, что вызывал меньше неприязни, его можно было даже почти не заметить, не смотря на этот зависающе-бокальный жест.
Мэг слышала шаги дождя за окном. Сегодня был еще один гость. Его голос был похож на шелест бумаги. Движения резки и дискретны, темный силуэт отдавал отливом плесени, а руки все время ловили какой-то неуловимых мир несуществующих мыслей. И он… Это, наверное, самое важное – он был по ту сторону портьеры. Вернее, для Мэг – по эту.
Он улыбнулся ей. Яркий свет ударил в глаза. Все замолчали.
— Кто это? – спросила красная Элджин.
— Мэг, — сказала дама в кресле, к слову – хозяйка гостиной.
— Мэг?
— Она больна. Не обращайте внимания.
Стив протянул бокал. Мэг только посмотрела в прозрачную жидкость. Ее взгляд был пустым, ошибочно воспринимаемым всеми – безумным, но при этом никто не пытался заглянуть в него чуть больше, чем с отвращением.
Стив убрал бокал, в конце концов, он привык к этому жесту, будто столик снова отказался принять его ношу.
Стена портьеры рухнула, ее уже нельзя было вернуть, ненависть переросла в ужас. Улыбающийся смотрел добротой. Хозяйка смачно причмокивала горячий шоколад. «Она больна» — подумала, повторив про себя Мэг. Она больна… больна… больна….
Весь мир болен мной…
Одному только удается открыть эту портьеру, одному только удается при этом продолжать улыбаться и жить. Жить, когда свет так оглушительно давит на грудь, расплавляет в своих объятиях и вдавливает многотонными искрами в пол ненавистной когда-то гостиной. Жить, когда бокалы не долетают до стола, глупые голоса ломаются о глухие грани кресел, идиотский смех впивается в красные губы и замирает багровой струйкой, резко бросающейся в полосатую стену атласных обоев. Жить, когда даже не понимает, что произошло.
Кто она на этом празднике пыли? Мэг закрыла уши руками. Пронзительный крик бил стекла и взрывал сердца. Сегодня должно все закончиться. Улыбка… Где ты улыбка?
Где ты Мэг? Что ты? Почему ты больна этим больным миром, почему до сих пор в нем живешь?