Так получилось, что с группой своей я не дружила. Не то чтобы изгоем себя чувствовала, но отчуждение было вполне ощутимым. Редко участвовала в совместных выходах, а если и решалась на подобное, то потом сильно жалела. Ну не срослось у меня с ними и все. Одинокой себя, правда, не чувствовала — были два верных товарища: подружка и друг. Так втроем и держались. Вместе было и весело и спокойнее почему-то.

Профессор подливал масло в огонь. Ну зачем хвалить при всей группе? В пример ставить? И без того напряжение нарастало. Только и видела косые взгляды. До слуха долетали перешептывания. И сама замыкалась еще глубже. Может, мне все это казалось? Но с тех пор много воды утекло, а отношение мое к ним успело измениться еще во время учебы.

Однажды в буфетной очереди я проговорилась одной из девчонок, почему постоянно бегаю за соком и пирожками. Неосторожно. А возможно — на эмоциях. Хотя знала, что надо скрывать до последнего. Но, слово не воробей… Упорхнуло в мгновение. А я тут же и забыла.

Прилетаю на следующее утро в аудиторию. Думаю: ну все, уже опоздала… и не успею ничего съесть. А есть хотелось жутко. Еще от остановки. На ходу не могла — тащила сумку, было холодно снимать перчатки, и торопилась на ленту.
Швырнув сумку на стол, начала быстро, не раздеваясь, вскрывать всевозможные замки и искать, искать, искать… скорее — ну где же она? — МОРКОВКА !!!
Достаю. С хрустом откусываю. И замираю…

Взрыв смеха на всю аудиторию.
Они долго терпели. Все утро до моего появления. И до морковки. Но тут прорвало.
Озираясь, я все еще пыталась придумать самой себе причину какую-нибудь другую. Ну не могут же они все сразу все понять? Ну где уж там.
Окончательно развеселившись, девчонки вкрадчиво начали спрашивать:
— А что ты такая голодная в последнее время?
— А на солененькое не тянет?
— Саша, может яблочко?
Пережевывая морковку, я только виновато улыбалась и отмалчивалась.

С тех пор ко мне было особое отношение. Не то, чтобы оно сразу изменилось. И мы задружили. Нет, но что-то изменилось. Они старались оберегать меня. Прикрывали, если опаздывала или вообще прогуливала лекции, уступали место. А иногда кто-нибудь подсаживался и расспрашивал: «Как это? Ты его чувствуешь? Что вообще происходит?»
Я смущалась от таких вопросов, удивлялась сближению с группой и до конца еще не доверяла, все-таки побаивалась их. Думала, что это все из-за моего положения, не больше.

А им же интересно было. Молодые еще. Представьте: толпа девчонок, у которых все это только впереди, а тут первая! Мою лялечку воспринимали чуть ли не как «дочь полка». Ждали не менее меня. А разговоров в последнее время про детей и роды было столько… Я отходила в сторону, я не хотела ничего слушать. Злилась, когда говорили обо всем неприятном, связанным с рождением. Смущалась, когда умилялись и вздыхали о малышах. Какие они хорошенькие!
Одна фраза въелась в мозг настолько, что я вообще стала избегать девчонок и их разговоры: «На самом деле новорожденные страшненькие, ничего в них красивого нет».
Я даже запомнила, кто это сказал. Не со злости — просто глубоко въелось.

Эту-то фразу первой я вспомнила, когда мне несли моего малыша. Это было на третий день после операции. Я так долго его ждала, а его все не показывали. И самой не дойти было. Где же ребенок? — все время я спрашивала. Но, наконец-то, его соизволили показать. Сейчас принесут. В голове билась мысль: «Сейчас, сейчас я его увижу!»
И тут — БАЦ! Опять эта фраза: «На самом деле новорожденные страшненькие, ничего в них красивого нет»… Куда от нее деться? В окно не выпрыгнешь — сейчас принесут Его. Куда? Куда? Куда? Куда, черт возьми?…
Несут.

Враки все. Самый красивый на свете!
Маленькое личико, носик кругленький, зёвка славная, спит… Что-то причмокивает.
— Вот выйду из больницы, — злобно думаю я, — расскажу ей, да всем им расскажу, что не правы. Он изумительный! Самый хорошенький на свете!

Праздник был не только у меня. Не только в моем доме, доме родителей, друзей. Моя группа тоже радовалась и отмечала это дело. Девчонки одни из первых послали мне радостные поздравления. А первая sms пришла от той, от которой я даже не ожидала. Я тогда прослезилась и подумала: может я плохо их знаю?

Может. Иногда мы встречаемся. Как и все группы выпускников. У многих дети. Есть что обсудить. Но, вспоминая моего Левку, девчонки все время говорят: «Он еще Жуковского слушал», имея ввиду лекции нашего профессора.
Да уж… не знаю, чего он там выслушал…

Стемнело очень быстро. Небо обвисло и похолодело, замерцав звездами. И вдруг накинулась, будто старая собака, такая тоска… что хоть в снег зарывайся тут же, как страус.
… Медвежонок плелся медленно, его черепашья скорость – единственная стабильная вещь во всем мире. И ведь знает же, что мне на работу! Да и в садик до восьми надо успеть. Не закроют, конечно, но вони будет…
– Мииииш, Мишка! – ору сквозь вьюгу, – быстрей пошли.
На лице ребенка ноль эмоций, он все равно будет идти согласно выбранному режиму. Хоть тресни, лопни, взорвись! Смешной такой – завернутый в тряпки как колобок, один нос торчит, идет, плетется. Будто, и, правда, как маленький медвежонок.
Как ветер стихнет, начинает вопросы задавать. Да какие! Любой бы папарацци обзавидовался. В тупик так только он, Мишка ставить умеет.
– Зачем я родился, если мне не нравится ходить в садик?
– Эммм… – начинаю я привычно импровизировать. Потому как нет сложнее разговоров, чем разговоры с детьми. О жизни. И смерти. Но как он любит спрашивать о том, что было бы или будет… Мне об этом даже думать страшно. А он никуда не торопится. Готов выслушать ответ, потом задать другой вопрос. Может даже постоять – подумать над ответом, набраться сил для нового вопроса.
Снегу жуть намело, еле продираемся. Приходится идти впереди расчищать Медвежонку дорогу. Он движется еще медленнее. Молчит. Видимо, обдумывает что-то серьезное.
– А когда я был у тебя в животе, я думал о чем-то?
На такие вопросы нельзя отвечать «не знаю». Это, по крайней мере, я осознаю. Начинаю сочинять. Внимательно слушает. Но, по сути, обдумывает следующее, потому как перебивает и задает новый вопрос:
– Если бы я думал, то не стал бы рождаться.
– Почему? – резко выпаливаю я.
– Здесь холодно и всем что-то не нравится. В садике кричат. Ты опаздываешь на работу. Каша невкусная.
– Но есть же и другие радости, ты только вспомни.
Начинаю перечислять ему его любимые развлечения, лакомства, книжки, игрушки, праздники и веселые события.
– Охота на бабочек не считается, – поправляет он меня, – я тогда упал, оцарапал щеку об сачок и ударил коленку.
– А вышиваешь только ты у нас, –- добавил он, еще немного подумав.
– Ну да, — соглашаюсь, – но все-таки… Все-таки! Жизнь… это чудесная штука…
Я пыталась подобрать слова. А он шел такой же угрюмый. А потом задал вопрос, на который я уже не смогла ответить:
–Тогда почему ты такая хмурая по утрам?
***
Нет никакой системы воспитания, все это ерунда. Не возможно пройти курсы будущих мам/пап и стать образцовым родителем. Кто хоть раз не сомневался в том, что он по отношению к своему ребенку далеко не идеал? Может, сомнение как раз и есть элемент нормальности?
Я не прошла тест.
Гришка сделал вид, что не расстроен. Но я-то знаю, что сам он трусит еще больше моего. Недаром же не пошел первым. Ох, как трудно завести ребенка в этот сумасшедший на психотесты век! А тут все как на автокурсах: не сдашь экзамен – не получишь разрешения.
–Неужели, я буду плохой матерью?
– Дуреха, – смеется Гришка, обнимая меня, – это только пробный тест. К тому же без подготовки. Вот походим на курсы…
Я снова представила себе Мишку, угрюмого и одинокого в этом глухом завьюженном мире. А может все не так? И все на самом деле по-другому? И зря я расстраиваюсь раньше времени. Не дадут разрешения – уеду в другую страну. Буду жить в сарае и растить кучу ребятишек. Пусть шумят, дерутся между собою, бегают и визжат. И никакого садика!

1 сентября

— А цирк там будет?
— Какой еще цирк? — с возмущением восклицает заполошная мама, пытаясь одновременно снарядить двух школьников и младенца. Школьная линейка вот-вот начнется, а семейство еще не вышло.
Первоклассник не унимался:
— А театр?
— Рома, с чего ты взял, что там будет цирк или театр?
В мыслях промелькнул ответ: ассоциация с праздниками в садике, когда приезжал какой-нибудь выездной театр…
— Нет, сегодня театра не будет.

По дороге начинающего школьника то и дело приходилось подгонять. Никак уж он не торопился на эту самую «линейку».
— Рома, пошли быстрее.
Рома идет вяленько, едва таща огромный, хоть и обрезанный букет гладиолусов. На лице не отпечатывается даже тени праздника.

Еще бы…
Бабушка решила озвучить мысли ребенка:
— А че спешить… эта бодяга на десять лет…
— Ага, — добавила мама, — да еще и театра не будет…
Обе развеселились.

2 сентября

— Ну как, Ром, понравилось в школе?
— Да.
— Что там было-то, на первом уроке?
— Четверку получил.
— За что?
— Я себя почти хорошо вел…
Подумав немного, спрашивает:
— А можно завтра снова пойду?
— Можно… конечно… Конечно пойдешь!

Лева: Сырный человек прячется под землю и подзаряжается молоком.

Лева: Рома, вот тебе кличка — Вампир-супер.
Мама: Вампир-супер, а ну пижаму одевать!

Лева: А кто там икру красную в холодильнике оставил?
Мама: Это тебе, Лева.
Лева: Все? Все МНЕ???
Рома(вылетая из другой комнаты с воплем): Что? Что ВСЁ ТЕБЕ???
(причем икру Рома не ест в принципе)

В гостях у бабушки.
Лева: А гдееее икраааа? (с явным разочарованием оглядывая стол)

Лева Роме перед сном: Когда мы вырастем — мы станем папами, у нас будут дети.

Мама: Кем ты будешь, когда вырастешь?
Рома: Папой.

Маша (Левина одноклассница — 1 класс), разглядывая меня: А у вас сапоги, как у моей мамы… И у куртки цвет такой красивый… и лицо… такое милое… (стараюсь не заржать).
Через месяц Лева выдает: Мама, а у тебя клевое платье — Маше понравится!

Лева любит ходить на мою работу. После последнего визита объявил, что экскурсии теперь вести будет он. По окончании экскурсий будет выдаваться карточка, где все должны писать, что им больше всего понравилось. (почти мониторинг с обратной связью)

Ребенка долго не брали в садик. А хотелось хоть как-то разнообразить его домашнее сидение. По счастью рядом был небольшой развивающий детский центр. Узнала про логопеда и решила поводить немного — вдруг говорить научат. В четыре года он тогда только какую-то абракадабру нес.
К 3 занятию чадо начало выдавать что-то распознаваемое и даже наделенное смыслом. Забирая, всегда спрашивала: «Что сегодня делали? О чем говорили?»
Ребенок сначала упорно молчал, отчего создавалось ощущение, что деньги потрачены зря, но в конце-концов выдал: «Про осень»
Но это все, что мне удалось вытянуть из маленького шпиона. Что именно «про осень» они там говорили, я так и не узнала.
На следующий день повторила вопрос, получила тот же ответ: «Про осень»
И на другой день…
И на еще один другой день… они тоже говорили «про осень»…
В январе мне это дело надоело. Я купила книгу «Логопедия детям» и быстренько прикрыла эту лавочку, решив самой немножко помучить ребенка, вбив ему в голову, что есть еще зима, весна и даже лето.
С ужасом теперь даже думаю о том, спросить ли у него, уже первоклашки, что они там в школе сегодня проходили?
Осторожно все-таки спросила. Пока молчит…
Надеюсь завтра не скажет: «Про осень»

Однажды пираты решили покататься с горок. Ледяных было море, поэтому деревянные отмели сразу. Забравшись на первую попавшуюся, пират-Лева скомандовал (он привык командовать, так как считал себя капитаном): «Эта горка НАША!», — гордо окинул взглядом, улыбнулся румяными щечками и сел на ледянки. С визгом: «И-й-ооооооо!» его догнал младший пират-Рома, врезался в него, так как не считал нужным держать дистанцию.

Пираты вообще, если честно, не знают таких слов, как «дистанция», «субординация» и прочая бесполезная шелуха — куда лучше сразу дать под нос или повалить на пол.
В общем плавание проходило отлично — восемь драк, два скандала, триннадцать новых обзывалок, одна разбитая губа и три порванные штанины, две, причем, даже не у пиратов. Но настал черед и настоящих боевых действий. На сей раз командование взял на себя младший капитан: пират-Рома, взобравшись на ледяную снегурочку, узрев своим орлиным глазом горку чуть больше той, что уже изъездили, дал команду брать новое судно на абордаж. С радостным воплем команда пиратов ринулась на ничего еще не подозревающих ротозеев с картонками и ледяными санками.
Маленький, но очень прыткий пират с уверенностью настоящего профи-завоевателя умело растолкал в два раза больше его соперников и не обращая внимания на их возмущение спокойно уселся на орудие своих действий.
Пират-Лева немножко задержался — ему пришлось уступить место розовому комбинезончику в белой пушистой шапочке с интересным помпончиком. Комбинезончик робко опустила ресницы и сильно зарумянилась, она почему-то не желала проходить вперед, прижав к себе санки-ледянки и вообще не понятно что изображая. Пират-Лева умел обращаться с нежным полом, поэтому продолжал упорно стоять, создав, конечно же, очередь за своей спиной. И еще не известно сколько продлилось бы это деликатное происшествие, если бы на помощь брату не пришел его верный товарищ.
Распихав всех, вперед очереди, пират-Рома пробрался к очагу поражения старшего капитана и не долго думая толкнул причину неудачного взятия корабля. Розовый комбинезочик упала в снег и захныкала. Старший пират кинулся драться с младшим пиратом — и в итоге завязалась неуставная драка, привычная, впрочем, и мало чем отличающаяся от всех других.
Домой пираты возвращались сопя носами по обе стороны от пиратской мамы, изредка показывая друг другу языки и корча рожицы.
— Незя девачек абижать! — повторял все время кавалерский пират-Лева.
— Сям тякой! — уверенно отвечал пират-Рома, даже не сомневающийся в своей правде.
Интересно, удастся ли их сейчас накормить супом — вроде должны промяться?

Меня грызла обида, хотелось реветь, огрызаться на любые вопросы и не смотреть никому в глаза…
Я понимала, что все это детский каприз отобранной игрушки или недоложенных сладостей. Но как было остановить подступающий к горлу комок и тоску, крадущуюся за мной по пустым стенам белой палаты…
Я скребла ногтями шершавую известку, я ненавидела эту больницу, мне хотелось домой… Просто домой…
Но врачи не отходили от моего пузика, слушали, как там дышит ребенок, задавали по кругу одни и те же вопросы и постоянно мерили давление.
Я превосходно себя чувствую! Нет, у меня ничего не болит. Голова не кружится. Почему я должна чувствовать себя плохо? Высокое давление? Нет, у меня обычно всегда низкое… Я так от него устала, что высокое теперь кажется раем… Отпустите меня домой!… Еще месяц…
Я только закрыла сессию и надеялась, что хоть немного отдохну перед Левой… Побуду одна с мужем и представлениями о ребенке… Мне совсем не нужна эта больница.
Мне плохо здесь… Я хочу домой…
— Рита? Я в больнице. Нет, еще не рожаю, рано, просто упекли… Я не плачу! Кто плачет? Ты плачешь? Ты то что?… А ну перестань, что случилось? Да, перестань ты… Скажи толком. Берр… Ты серьезно? Давно? Месяц… Молчу? А что я скажу?… Кто все против? А мама?… А он?… Что делать? — Что делать, что делать — РОЖАЙ!
Я не смеюсь… ну да, да, я смеюсь… да и ты ж тоже…
Че ты ржешь, дурочка? Истерика? У меня тоже…
Роди мальчика — будут лучшие друзья с Левой…

Сегодня Рома попросил у меня карандаш. Переспросила: может лучше фломастеры? — Нет, потребовал именно карандаш. Но не на стенах пошел рисовать, как обычно, а деловито так запихал его в дуло пистолета. С ужасом отобрала у него игрушечку — проверить: не выстрелит ли… Хорошо, что курок уже не работает, а то карандаш заместо стрелок с липучками… отлично бы куда-нибудь попал…

Говорят: не стоит детей приучать к таким игрушкам и позволять играть в стрелялки, войнушки п пр. Но как не купить им пистолет, когда они на каждом шагу продаются, чуть ли не в каждом мультике из них стреляют. Сами дети, складывая пальчики в кулачок и оттопыривая указательный пиф-пафаются со смехом и радостным визгом.

Лева (пять лет), Рома (три года), мама (почти тридцатник)

Лева:

— Кто-то украл кольца… Щас я узнаю… С помощью своей мамы. Так! Мама. Ты у меня — мама…

— Мама, когда я вырасту — я стану мужчиной. Ты тоже должна стать мужчиной!

— Рома, мы станем героями. А мама не станет геройкой (обиженно косясь на меня) — мама хочет стать женщиной…

— Мама, мы больше не будем тебя обижать никогда, а ты будешь нам готовить пирожки?

— Мама, ты накрасила ногти, — значит, теперь ты женщина?!

— Мама, что ты пишешь? — Напиши «Новость про дракона»!

Обычно брала яблоко, делила на две части и чистила. Дольки раздавала мальчишками, а обрезки в компот или сама съедала… до того момента, пока, однажды, дети не пришли с папой из магазина с внушительным пакетом яблок, и Лева радостно не сообщил:
— Мама! Мы купили яблоки: мне, Роме, папе…
— А мне? — спрашиваю. И получаю:
— А тебе — шкурки!
С тех пор яблоки делю на три части.

— Мама, когда мы с Ромой вырастем, то заведем кошку, собаку и слона.

Если Леву спросить, как его зовут, он ответит полным именем:
— Я — Лева, Лев — спаситель и помощник!

— Я — ребенок, Рома — малыш.

— У меня — Супер-носки, а у Ромы — наглые носки.

— У меня есть план: буду убивать монстров-роботов. Рома, пошли. Нет, Рома, это не робот, это компьютер.

— Я не хочу в садик, я болееею…
— Да? И что у тебя болит?
Убитым голосом, показывая в солнечное сплетение:
— Сееердце…

— Мама, у меня есть подружка Лера. Ей надо купить куклу и самолет.

— Лера сегодня не играла со мной. Мы больше не дружим. Она играла с другой девочкой. (грустно вздыхая) Ээх…

— Мама, помоги мне снять голову. (обхватывает голову руками — вертит, пытается снять)
— Зачем? — интересуюсь.
— Батарейку поменять.

Стащили большой тазик из ванной,кое-как залезли в него оба, сидят. Спрашиваю:
— Куда плывете?
— Корабль не работает, потому что батарейка зависла.

— Если динозавр съест нашу маму — мы будем скучать.

Сдалось вам это море…
Левка от него не отходит. Ему-то хорошо, он из круга уже не выпадывает, а мне все эти бублики еще большие. Подумаешь, вода… Кто ж знал, что она такой холодной окажется? Где моя ванночка с уточкой и белой мочалкой?
Страшно! Шумит! Догнать пытается… Мама, уйдем домой. Да брось ты эти ракушки! Я их совком уже столько в ведерко насобирал, что аж тошно уже от этой огромной песочницы.
Нет, купаться не пойду… эта белая шипит на меня. Ай, холодная! Вот пойду и доем сейчас все печенье!
Тоже мне, море…