Забавно он кушает! Держит чайную ложку всей пятерней и старательно набирает в нее кашу. В ротик попадает, что не может не радовать. А на пол пусть падает, почему-то показалось, что так и должно быть. А как еще учиться все делать самому? Не испачкав при этом окружающее пространство…
Пусть сорит — сам ведь взял ложку. Еще и остатки каши пытается с лица подпихнуть в рот, как мама делает. Довольный, что получается, что сам.
Что бы я без него делала? Нет, если бы его изначально не предугадывалось вот такого, беленького, хорошенького, с умным взглядом (в свои-то два года), я может быть и жила бы по другому, и реализовалась бы в чем-то другом. Может даже проблем было бы меньше…
Но вот теперь, когда он есть…
Разве можно теперь, представить свою жизнь без этого маленького чуда?
За утро уже успели несколько раз с ним поссориться и помириться. А в кроватке спит еще один — соня… Что-то бормочет во сне. Сейчас младший подлезет к нему и с криком: «Зя-зя!» начнет будить. Что-то на их языке… Подозреваю, что он так называет старшего брата.
Завяжется драка. Слезы. Крики… Жалобы…
И так каждое утро. А потом еще будет суматошный день, тяжелый от усталости вечер, «Спокойной ночи, малыши» и песенки на ночь про Сурка и Белую медведицу из «Умки».

Пять лет назад я остановилась. Я бежала очень быстро, у меня было много целей, сил, идей и желаний. Мне многое удавалось. Что-то с легкостью, что-то с потом и кровью. Но, тем не менее, впереди еще оставался пятый курс, а мне уже казалось, что преград не существует, что я управляю своей жизнью. Это создавало ощущение легкой эйфории. Может поэтому я не боялась шутить с тем, с чем обычно не шутят.
После сложных длиннющих лекций или аналитических семинарных полемик, когда голова просто раскалывалась от штурмующей мозг информации, я неслась на один и тот же мост. Внизу свистели машины. За спиной медленно засыпал суетливый город, а впереди маячил высокий стройный силует того, кому не нужны мои мысли…
Что может быть прекрасней чуши? Словесная зуботычина с легкими толчками в бок, переходящая в сомнительную потасовку прямо на улице, запросто продолжается и дома при свете старого желтого ночника… Зачем я взяла с собой Фрейда? А, да, завтра же семинар… Хочу зачитать кое-что — поугарать! После двух-трех цитаток книжка, естественно, пикетирует прямо в стену, приземляясь черт знает где… -найдется потом… Не до нее уже…
И не надо никакой философии! Исскусство? — А что это? Этика, эстетика… все уходит. Сознание закрывается пошлыми шуточками, в уши льется агрессивный металл, и воздух наполняется диким, абсолютно дурашливым смехом.

Утром долго ищется Фрейд. Ну блин! Не подготовилась же. Опять придется импровизировать. Все молчат, когда профессор задает первый вопрос. Это ж мне все всегда надо. И первой лезть и на вопрос отвечать, когда все опускают глаза, теребя подготовленные конспекты. Терпеть не могу эту тишину! Придется говорить. А попаду — не попаду — уже не имеет значение, главное: начать.
И сдались все эти конференции, доклады научные! Жутко боюсь публику. Не умею говорить, теряюсь и запинаюсь. Голос звучит тихо, — приходится надрывать связки, не частить, делать остановки между фразами. Профессор заставляет оттачивать каждое слово, ему нужно, чтобы меня слышали все. Пятый раз прогоняю доклад, на шестой начинаю смеяться… Влетит? Нет, всем тоже почему-то смешно… Надоело слушать мой бред?
Искусство. Кому оно еще нужно, кроме нас? С первого курса наше сознание ломали и перестраивали. Другие ценности, другой мир… Погружение было глубже, чем можно себе представить. Это когда окунают голову в воду и вытаскивают ее только для редкого вдоха, а потом резко снова в глубину, пока не привыкнешь и не научишься дышать под водой. После такого уже и вылазить не захочешь, не сможешь. Особенно, если кое-что разглядишь на самом дне, — то, что не видно другим…
Нас предупреждали, что будет непонимание, неприятие и отчуждение. Но свернуть с пути уже не представлялось возможным. Тем, кто это сделал, до сих пор мерещатся тяжелые деревянные двери, с вырезанными мифическими чудовищами на их филенках. Можно тысячу раз проклинать место потерь и разочарований, можно один раз хлопнуть этой дверью и уйти, не оглядываясь, но забыть то, что происходило за ее пределами уже невозмжно!
Там строился новый человек, учился мыслить, чувствовать красоту образов, улавливать целостность гармонии, строить четкие схемы и одновременно ломать все представления. Там формировалось мировоззрение. И рождался взгляд на мир с точки зрения искусства.

И надо же мне было пошутить так! Кто дергал меня за язык первого апреля?
— Дорогой, как назовем нашего малыша?
— Автандилом!
Когда знаешь, что шутка невинная и псевдо-информация не особо достоверная, не боишься искушать судьбу. Это только через месяц обычно выясняется, что шутить надо осторожней…

А назвали, все-таки Левой. Вот соня, спит до сих пор! Ромка уже успел столько шкоды переделать, а этот все еще динозавров во сне гоняет и принцесс из замка спасает. И еще даже не догадывается, что он главнее всего этого искусства, всей этой философии, эстетики и культуры!