Мое детство прошло на корабле.   Отец был предводителем самой опасной по тем временам пиратской гильдии. Его называли Морским Богом и боялись до чертиков. Даже его команда не смела шептаться за его спиной.

Никто не знал, зачем ему понадобилась на корабле я, маленькая цыганская бестия. Но, тем не менее, я там однажды появилась и вполне комфортно себя почувствовала в обществе старых разбойников. Тайна моего рождения покрыта мраком. Кто была та женщина, что отчаялась родить такое пакостное, неугомонное существо, как я? Не помню ни ее лица, ни голоса… Порой, мне кажется, что Морской Бог меня попросту подобрал. Скорей всего, мертвой хваткой я прилипла к его сапогу у какой-нибудь шумной таверны. Он попытался смахнуть меня и откинуть, как назойливую матрышку, но это оказалось не просто. Старый черт всегда уважал тех, кто не боялся дать ему отпор, особенно, если соперник по силе явно ему уступал. Может поэтому он и взял меня на судно.

Я не любила детей, у меня не было кукол, я играла только опасными предметами. Не давала себя приласкать и слушалась только отца, и то — большей частью для виду, зная его крутой нрав. Он, разозлившись, мог и в бочку на два дня посадить. Но зато никому не позволялось меня обижать. Однажды меня чуть не выбросили за борт, за что поплатились отрубленной рукой. Мне вообще многое позволялось. Пираты даже находили какое-то веселье в том, что приходилось подчиняться моим капризам. Я же быстро вошла во вкус, чувствуя свои привелегии и яростно отстаивая свои «права». Одному из моряков я даже чуть палец не откусила в порыве ярости, за что меня и прозвали Маленькой Пираньей.

— Сделай мне нож! — заявила я как-то красномордому Гхансу. Он криво ухмыльнулся и проскрипел в ответ:
— Разве ее высочество не знает, что ножи делают не моряки, а кузнецы?
— Но ты же делаешь! — кивнула я в сторону его точильного камня.
— Я их затачиваю, Голуба.
— Тогда заточи! И заодно подправь рукоять. — приказала я, кинув перед ним украденный у отца старый нож, усыпанный синими камешками — трофей с какого-то судна.
— Кажись, настоящая бирюза! — оценил Гханс, — Отец не заругает?

Но Морской Бог только умилялся ранним проявлениям моей пиратской натуры. Какую бы выходку я ни выкинула, он всегда восхищался, кряхтя при этом: «Моя кровь!»

Я не боялась высоты. Ловко, по-обезьяньи, быстрее всех залазила на мачту и перепрыгивала по канатам, как по лианам. Еще жутко нравилось прыгать в море с опьяняющей высоты! В эти моменты я представляла себя чайкой, ныряющей в воду за рыбой. Как-то раз своим резким прыжком я напугала небольшую акулу. Выбравшись на палубу, я тут же сочинила байку про то, как подралась под водой с этой морской хищницей, откусив у нее плавник. Команда долго хохотала, к вечеру сочинив задорную песенку про побитую акулу.

Я мечтала стать такой же могущественной пираткой, как мой отец. Мне должны были все безоговорочно подчиняться, бояться одного моего взгляда и не сметь перечить. В своем воображении я рисовала четкий, дерзкий силуэт отчаянной морской разбойницы, стоящей на капитанском мостике и отдающей приказ о взятии на абордаж очередного торгового судна. И иной судьбы я себе не представляла…
.