Что всегда поражает в картинах М.А. Врубеля, так это обреченность и одиночество его образов. Даже если изображается персонаж, по своей сути, в состоянии безмятежности и даже расслабленности, все равно не покидает ощущение какой-то происходящей здесь и сейчас трагедии. Особенное воздействие оказывают глаза героев – это всегда бездна, в которую страшно заглянуть, но от которой не оторваться.

Картина Михаила Александровича Врубеля «Пан» была написана в 1899 году (холст, масло 124х106.3) поверх портрета жены за 2-3 дня. По свидетельству очевидцев, сюжет возник после прочтения художником рассказа Анатоля Франса «Святой Сатир» из книги «Колодезь Святой Клары». Сам автор свою работу называл «Сатир», поэтому не совсем корректно, называть ее иначе, хотя зрители все-таки видят в изображенном именно Пана, и, наверное, это не случайно.

Как известно, Пан, да и Сатир – персонажи греческой мифологии, но здесь художником был сделан ход в сторону объединения двух культур: западной и древнерусской. Врубель помещает греческого бога в обстановку русского пейзажа – березы – устойчивый символ русской природы.

В этой картине применен излюбленный художником стиля Модерн прием превращения, метаморфозы, при которой человеческая фигура сливается с каким-то стихийным элементом. Здесь мы видим, как фигура Сатира будто вырастает из пня и по направлению (наклоном влево) соединена с тремя березовыми стволами; кудри сливаются с деревьями.

Пан – козлоногий бог лесов и полей, сын древесной нимфы Дриопы, образ всемогущих природных сил, питающих и пробуждающих дыхание жизни. В нем много черт, близких Дионису и Осирису. Ассоциации рождаются, главным образом, в характере его взаимодействия с природными явлениями. Это бог – покровитель всего живого, следящий за умиранием и возрождением, через себя пропускающий живительную и разрушительную энергию.

Флейта Пана – Сиринга, инструмент из тростниковых трубочек, связанных в один ряд. По легенде, Сиринга – наяда, спутница Артемиды, которую преследовал Пан. Убегая, она превратилась в болотный тростник, из которого потом Пан и сделал себе флейту. Тростник также встречается и в изображениях Осириса. Это его символ Джед – позвоночный столб Осириса, восходящая к дереву связка тростников, вставленных один в другой, знак плодородия и возрождения. В индуизме тоже встречается флейта, — на ней играет Кришна под священным деревом, что символизирует центр творения.

Сущность хтонического (связанного со стихией земли, растений, плодородия) божества подчеркивает наличие за его спиной дерева – символа жизни, метафора которого – рождение и смерть, рост, становление, при опоре на землю, стремление ввысь, в небо. Дерево всегда показывает связь между прошлым, настоящим и будущим. В умозрительном плане дерево часто делят на три части: корни, ствол и крона, где корни – это подсознание, ствол – стремление, выражающееся физической жизнью, а крона – выход на уровень сознания и сверхсознания. Дерево символизирует человеческую природу в двух ее аспектах: с одной стороны – это прикованность к земле, интровертность и созерцательность; с другой – прорыв вверх, динамика роста, внутреннего и внешнего.

Антропоморфные интерпретации дерева (дриады например) возникают из идеи соответствия микрокосма с макрокосмосом. Не случайно и зритель видит в этом персонаже в первую очередь именно Пана. Пан в переводе с греческого означает «все», это все-объединяющий принцип. В нем вся природа, все земные стихийные силы, которыми он легко управляет. Есть даже какая-то доля пан-теизма в данной работе, если учесть, что герой сливается с окружающей средой, полностью ею владеет.

Можно сказать, что изображенный Бог – это творец, мощь которого способна изменять мир. «Вырастание» из пня – преодоление замкнутости, выход из интровертного состояния на пути к космическому единству – пан-объединению всего живого. Березы еще и символ троицы, — не случайно же у дерева за спиной Сатира три ствола. Объединение происходит и на духовном уровне. Происходит своеобразное оживление природы — пень, как отжившее, сухое, переходит в тело-ствол Бога, все венчается кроной, расположенной на уровне неба.

Удивительно, что при таком жизнеутверждающем сюжете, сохраняется сугубо авторское восприятие обреченности, тоски и одиночества. Ситуация изображена пограничная – между днем и ночью, сумеречное состояние, нестабильное, но тем самым движущее и направляющее на действие, в данном случае это одновременно и угасание и оживление. Герой будто собой, своим телом заменяет (частично закрывает) стволы деревьев. Мощь его тела выдает в нем явный гигантизм (излюбленный прием Врубеля, говорящий о явном проявлении божественной силы персонажа), это не тело старика, не смотря на дряхлость лица. Этот контраст наличия в одном теле увядающего и жизненно-крепкого тоже показывает разрыв между двумя полюсами (рождение — смерть).

Это непростое одиночество очень близко художникам эпохи Модерна. Это одиночество души, способной отдавать все, ради созидания. Усталость, но бесконечная отдача. Флейта ритмически очень связана с пальцами Пана. Он не играет на ней, но почти слился со своим инструментом — флейта переходит в руку, пальцы — в трубочки, флейта — в нем, как одна из способностей творить. Трагедия здесь – в постоянном угасании, обреченности принимать в себя все уходящее, пропуская через себя гибель и разрушение, но при этом усилием воли создавать новое, строить вселенную, используя при этом весь свой потенциал.

Внедрение западного в родное, русское, Врубелем воспринимается через отказ строго разграничивать культуры. Не существует отдельного – все общее, мифы взаимосвязаны, природа едина в своих законах, человеческая душа охватывает собою весь мир.

В глазах врубелевских героев — вечная тоска угасания и надежда на возрождение. На границе между обреченностью и надеждой в вечном колебании и находится душа.
Но художником всегда указывается выход, своеобразное спасение. Даже в глазах Поверженного Демона можно увидеть эту бесконечную жажду жизни, продолжения полета и единства с голубизной сияющего неба. Пути выхода — в созидании, творчестве, перерождении себя в новом качестве – художника своей же собственной жизни. Состояние сумерек всегда показывает, что близится конец одного и начало другого, начало лета, дня, новой жизни. То, что уходит, должно уйти, задерживать его бессмысленно. Но, на его месте непременно возникнет другое, вобравшее в себя истоки всего прошедшего. Получится переход на более высокий уровень – усовершенствование, возрастание, поднятие.

Врубелем всегда подчеркивается, что творчество – это великий исцеляющий дар, не только оживляющий, но и вбирающий в себя всю тоску мира – от того и тягостен так взгляд устроителя жизни, понимающего, что без гибели невозможно продолжение. А переход всегда болезненный, не смотря на греющую душу надежду.