— Нет, вы это видели?! Женьк, глянь-ка на этих аболдуев… Ну? Ничего не напоминает?
Женька прищурилась, едва заметно улыбнувшись, покачала головой и обняла меня за плечи.
— Так и есть, Голубка, так и есть… А они вообще везде и все одинаковые…

— Хочешь сказать: пора смириться и расслабиться?
— Пора, пора, моя милая, — сказала она и добавила, — пойдем, тяпнем что-ли? … а то что-то совсем в горле пересохло.
— И то верно, надо оправдывать название своего курса.
Приобнявшись, мы с подружкой спустились в сырой трюм, отыскали нужный бочонок, кое-как доперли его до каюты и начали думать, как вскрыть. Тем временем на палубе продолжали разгораться страсти: бакланы-самцы выделывались друг перед другом, хвастаясь мощными клювами, широкими крыльями и цепкими когтями. Скромно в стороне сидели две миниатюрные чаечки, с любопытством поглядывая на соревнующихся красавцев. Снизу еще было слышно что-то похожее на победоностный крик.
— Это все происки Влада, — возмущалась я, безуспешно пытаясь откупорить затычку у вожделенного бочонка, — вот ведь вредина!
— Ага, — подбодрила Женя, — нашла кого просить собирать тебя в дорогу…
— А я и не просила, — пыхтя парировала я.
— Отойди, — скомандовала утонченная женщина, обнажая внушительную на вид сабельку, — откуда ж тогда ром?
— Я… это… эспррр… экспо… тьфу ты! Экс-про-при-и-ро-ва-ла, — с трудом произнесла я, с надеждой наблюдая за Женькиными манипуляциями с саблей.
Сковырнуть не удалось ни ножиком, ни старым гвоздем, ни моей шпилькой, ни ножницами, ни даже пилочкой для ногтей. Тогда мы решили, что с другой посудиной повезет больше. Но не тут-то было. Устав таскать в каюту эти вредные бочонки, мы плавно переместились в алко-трюм, как я его сразу обозвала. Ни одна из бочек не хотела открываться. Обозлившись вконец, мы даже попытались разбить одну из дур о старый якорь, но дерево оказалось крепче металла.
— Заколдованные что ли? — предположила я.
— Не, тут хитрость какая-то… Влад просто так ничего не отдает…
Женька, конечно, мудрая ба… тьфу ты — женщина, но тут я ей снова напомнила, что ром ворованный.
— Тем более! — воскликнула она, — не спроста это…

Три месяца на «Пиранье» прошли как в аду. Клады надоело выкапывать, трюм уже ломился от серебра (золото Женька не любит, поэтому брали только серебро) и камешков всяких, рабы наскучили, половину продали, абордажи задолбали — что завоевывать, если все сдаются без бою? Только увидят флаг с нашими черными перечеркнутыми сердечками, сразу в плен сдаются… скучно… У меня даже кольт заржавел от такой хандрятины….
Но самое отвратительное не это… А то, что с самого начала нам не везло с ромом… Бочонки так и не открылись. Да, как назло, по пути ни один кабачок не открыл нам дверей. А, попытавшись взять беспредельников штурмом, нарвались на такое нытье с их стороны и мольбы о пощаде, что опять тошно стало… А в подвалах не нашлось ни вина, ни пива. Как будто кто предупредил их. Или слава о пиратках впереди идет? …ничего не понимаю…
Но, в общем, вот так… Хлебнули мы по полной… вернее — вообще не хлебнули…
— Я, знаю: это все Иван виноват, — злобно проговорила я, выходя из очередной «пустой» таверны.
— Виноват, конечно, — подтвердила напарница, — только в чем?
— Как в чем? Он же выкупил права на названия всех моих опусов. Этот вот назвал: «Пираньи. Пьяный бросок».
— Аааааа…. — многозначительно произнесла Женька, — вот почему мы так и не доплыли до Атлантиды…
— Да плевать на Атлантиду, успеется еще… а вот от обезвоживания вполне реально загнуться…
— А почему тогда… — вдруг решила докапаться до истины Женя, но я ее перебила:
— Почему-почему… это что-то вроде антиспама.
— Как это?
— Это когда нарочно ставят запрет на какое-нибудь действо — и фиг ты потом его осуществишь…
Женька сверкнула глазками, гневно сдвинула брови и чуть ли не прорычала:
— Это что же получается — за «пьянство» теперь во всех портах банить будут?
— Аха, да цензор это просто в рассказ не пропустит.
— А Иван тут тогда причем?
— Не знаю еще. Но точно «причем». И Влад тоже. Он же у нас мастер на всякие интер-штучки — подкрутил, видимо, что-то в клаве корабля, она теперь и не напишет про (вырезано цензурой) даже если мы (тоже вырезано цензурой), потому что он (а это уж тем более вырезано цензурой). Так в общем…
— Ну ладно Влад, — продолжала недоумевать подруга, — он хотя бы за нравственность радеет, но вот Иван-то зачем издевается?
— Наивная, да они ж оба все и придумали, еще там, на Марсе. Сидят сейчас, потешаются.
Женя вдруг хорошо задумалась, мысль мелькнула прямо на лбу, сползла к уголкам губ и остановилась в зловещей, очень зловещей улыбке…
— Слуш, Голубка, а много у них там еще «побочного продукта» осталось? А? А может вернемся?
— От, верно говоришь, мы им еще покажем!
— Покажем!