Родрик сидел на троне, сгорбившись и закрыв глаза, вцепившись руками в перила — чтобы не упасть, изредка посапывая, будто во сне. В полудрёме сквозило беспокойство, король то и дело вздрагивал и приоткрывал глаза. Тесным кругом вокруг проходили враги, сжимая пространство вокруг него и причиняя удушье. Сожженные на костре, утопленные в Лестре, замученные в подземельях — все они жаждали дотянуться до его шеи.
— Уйдите, черти! Всех вас сгноил, и дальше буду гноить, — говорил он, не выходя из забытья. — А вот вам! Проваливайте! Стража! СТРАЖА! — кричал Родрик все громче, уже совсем просыпаясь от собственного крика.

Вокруг никого не было. Никто не тянул к нему своих костлявых рук, не улыбался мертвыми злыми улыбками. В дальнем конце коридора едва скрипнула дверь. В короле проснулась надежда, он зашевелился, пытаясь найти корону. За спиной ее не оказалось — кто-то опять скинул.
— Провалиться бы всем, — в сердцах проворчал он, узрев ее на полу в двух метрах от себя. Встать сам он уже был не в состоянии, кричать же было бесполезно…
Часы на стене отстукивали минуты так громко, что они наполняли весь зал своей равномерное музыкой. Но время никуда не спешило, оно продолжало свой медленный обход по периметру циферблата, равнодушное ко всему, что его не касалось. Так тянулись часы. В молчании и одиночестве. Королю захотелось по нужде, он позвал своего слугу. Митеб не шел. Родрик начинал злиться, кричать еще громче. Старческий голос подводил уже и срывался на хрип. Король закашлялся, замолчал и снова склонился в полудреме.
— Обедать! — произнес кто-то резко, схватив короля за плечо. Разбуженный, он не сразу понял, что происходит. На всякий случай сжался и отстранился от руки. Глаза его сверкнули, узнав Митеба, король было уже открыл рот для гневной брани, но вовремя передумал и застонал, будто нищий, прося отнести его в уборную. Слуга равнодушно накрывал на стол, будто не слышал мольбы своего господина. В голосе короля послышались искорки гнева, периодически срывающиеся на скулеж побитой собаки.
— Где уж вам, ВАШЕ величество, казнить… — передразнил слуга, подходя к королю. Митеб подхватил его за ноги, перекинул старика через плечо и понес за ширму…

— Старый пень еще не собирается откинуть копыта? — спросил богато одетый вельможа, отщипывая кусочки мяса от жареной дичи и кидая их Альдрубесеку. Дракончик с жадностью подхватывал их прямо на лету, терпеливо дожидаясь следующей порции. Его молодой собеседник, подошел ближе, бесстрастно разглядывая зверя, спросил, но будто сам себя:
— Поразительно! Скоро эти животные превратятся в подобие собак. Начнут лаять и приносить в зубах кость. К цепи они уже привыкли. Что удивляться — воспитание из всех делает послушных марионеток.
Вельможа молчал и ждал другого ответа. Вильх повернулся и посмотрел на него в упор. Взгляд его был холоден и спокоен. Тон речи зловеще предупредителен:
— Успокойтесь, господин Риигль, нам некуда спешить — род темных эльфов угаснет с кончиной нашего короля, а старый маразматик давно уже никому не опасен.
— Ну, мало ли что взбредет в голову этому идиоту, — дернул плечами Риигль, отойдя в сторону и на минуту задумавшись.
— Вы уверены, что у него точно нет соратников?
— Какие могут быть соратники у последнего из племени?…
— И все-таки, — Риигль нервничал, беспечность Вильха раздражала, ожидание уже достигло предела возможного, в тайном совете шли беспокойные разговоры и, возможно, уже формировались новые интриги. Надо было что-то решать и уже сейчас. Сколько еще протянет этот долгожитель? Вильх, любимый советчик короля, уже завоевал себе влияние во всем королевстве. Ни для кого не было секретом, кто на самом деле управляет Марродорном. Но ждать, когда стопятидесятилетний эльф покинет этот мир, было мучительным. Риигль и его тайное общество надеялись посадить на трон одного из своих магистров. Магистра нужно было еще выбрать и выбрать прилюдно, чтобы и народ участвовал в этом — так, казалось возможным, легче им управлять. Но для введения новых правил следовало избавиться от старых, а они еще прочно держались за свой трон.
Вильх будто прочел мысли заговорщика. Все с той же неизменно самодовольной улыбочкой он предложил:
— Советую вам не думать пока об этом. Старик, не смотря на свою немощь, еще довольно крепок. Он сейчас отбивается от всех, кого поубивал за свою долгую жизнь и уверен, что своим правлением принес счастье и покой всей стране. Ни внешней, ни внутренней политикой он даже не интересуется. Ему бы поесть вовремя…
Улыбка Вильха вдруг резко исчезла, взгляд окаменел, голосом, не терпящим возражений, он добавил:
— А убивать я его пока не хочу — еще не знаю, стоит ли доверять вашему совету.
«Чертов шут!» — с досадой подумал про себя Риигль и промолчал, чудом сохранив спокойствие на своем лице.

На ступеньках перед альковом сидел Красивый молодой мужчина, на коленях его покоилась голова старика, пряди которого, белые и сухие, свешивались почти на пол. Старик смотрел в потолок, губы его что-то беззвучно шептали в пространство. Вильх не видел его, его взляд был устремлен в пустоту, он напевал одну из своих песен, чуть слышно, так, будто это пела далеко-далеко какая-то лесная птица. Мысли его тоже были далеки. А здесь, этот прах… почти прах умирающего монарха, деспота, уничтожавшего во время своего правления всех, кто ему не был угоден, лежал доверчиво, как котенок у него на коленях и читал древнюю молитву.
— Вильх. Вильх! Ты помнишь?…
— Я все помню, мой господин, — отозвался он, все также глядя в пустоту.
— Я уже плох… Я много зла тебе причинил… Простишь ли старика?
— Простил. Уже.
— Да… я сделал шутом умнейшего из людей. Ты еще не потерял эту шапку?
— Нет, сир. Она всегда при мне.
— Ты должен быть мне благодарен, — король говорил с другом. Ему хотелось завысить тон, сделать свою речь более торжественной, будто в тронном зале при тысяче гостей. Он понимал, что такой возможности у него уже не будет, медленно тянущиеся минуты, как назло, оборвутся внезапно. Или придется целыми часами ждать своего обеда, или не хватит трех минут, чтобы дотянуться до любимого кубка…
— Виииильх! — снова протянул Родрик, — а славно, все же, было у нас? Помнишь, ты переодевался в короля, наклеивал бороду, как у меня, и дурачил наших заморских гостей? А брачная ночь с той молодой Карзуанской козочкой? — я ее уже тогда бы не потянул… Ты — единственный, кто меня по-настоящему знает… Вот скажи, мой верный друг, почему ты до сих пор меня не убил? Я ведь много боли тебе причинил. У тебя почти не осталось близких. И девчонка… Маргарет, кажется?
— Миргретт…
— Да… Миргарет. Она была довольно миленькой… Как ты простил мне ее? А? Вильх?
— Вы — меньшее зло из тех, что может существовать…
— Хех… я не знаю, что будет после меня. Ни одного наследника… Это бог меня покарал.
— Нет, вы сами. Вы всех уничтожили, как неподходящих.
— Да? Я уже плохо помню… Но, Вильх! Почему я не убил тебя? Ведь ты умнейший из тех, кто был когда-либо со мной. Даже странно… Помнишь, что в 13-ом году я приказал уничтожать всех мальчиков «разумных не по годам». Реки текли кровавые с тех пор каждый год. Мои чародеи проверяли всех детей четырех лет отроду. Всех умненьких тут же казнили. Почему я не убил тебя?
— Я обманул чародеев, я убедил их, что не особо умен. А когда вы увидели на площади мои фокусы и повелели взять к себе шутом, то не сразу поняли, кто я такой.
— Эта раса не должна была выжить. Дурные люди, людишки… Почему вы? Я столькие годы уничтожал в вас разум, придумывая разлагающие мозг и душу игры и развлечения. Почему вы не вымерли? Почему умнейшая раса темных эльфов, болезненных и одиноких исчезла с лица земли, а вы… вы… отродье…
Король почти шипел последние фразы. Злобе уже мало оставалось сил для своего выплеска, но огонь еще медленно тлел, осознавая все же что конец близок.
Вильх молчал, он машинально гладил волосы своего хилого короля и старался ни о чем не думать. Но как глупы, все-таки эти вельможи из тайного совета… Прими король этот закон по истреблению умных мальчиков пятью-десятью годами раньше, возможно и не появлялось бы таких обществ. По сути, никто не может быть умнее эльфа. Человек лишь жалкое подобие этой разумной расы. Они хотят решать все вместе, дать каждому свободу. Свобода — это власть над собой. Нельзя дурачью давать власти. Они как малые дети, как этот выживший из ума старик. Нельзя им быть равными друг другу. Это было бы величайшей бедой для человечества.
Его величество Родрик Семнадцатый Холодный и Всевеликодушнейший, наконец, закрыл глаза и успокоился. Не умер. Вильх это знал. Он переложил его на огромную кровать под бархатный красный полог. Поднял с полу потертую корону, примерил на себя, скорчил умильную рожу, описал ногой круг вокруг себя, присел в искаженном реверансе и вышел пританцовывающей походкой. Этот вечер еще не закончился. Нужно было доделать начатое королем Родриком. Ведь это же не плохая идея — убивать всех, кто может быть умнее тебя…