На Торе Кип сразу же с кем-то подрался. Он терпеть не может торианцев, — бесят они его одним своим видом. И это капитан! – Образец самообладания для всего экипажа… По виду мой старший товарищ в этот день напоминал одного из вечно-лохматых местных аборигенов: растрепанный, с синяком под глазом, со злобным взглядом, возбужденный и нервный. Как, однако, органично вплетает гостей в свой узор атмосфера планеты! Но на меня это не распространяется, я спокойно отношусь к местным соблазнам выпить и подраться. Кип бросил в меня сердитый взгляд и отправил одну на поиски образцов. Ну и подумаешь… И без него справлюсь!

А задача трудная… необходимо подобраться к измененным ДНК жителей, не спутав их с эмигрантами. На планетах Скандинавского квадрата уже более ста лет происходят интенсивные мутации, благодаря которым некоторые особи приобретают ряд любопытных для науки признаков. Моя задача – собрать хотя бы пять предполагаемых расшифровок трансформирующего процесса. Больше всего мутантов собирается именно в барах. Дешевое пиво и сочная дичь (здесь очень вкусные летучие мыши!) привлекают к себе почти все мужское население, без разграничения по возрасту. Но искать в этом бардаке образцы…

Меня вышибли еще на входе. Причем даже не мужчина, а какая-то женщина, огромная по своим размерам и агрессивно настроенная — по мохнато-сдвинутым бровям и мощным красным рукам, подпирающим бока. Я решила не рисковать. Возможно, меня просто не за ту приняли. Да не очень-то и хотелось в их бар…

Песочные полупустые улицы навевали тоску. Да и жарко в этом полушарии в это время года. Приходилось долго уговаривать прохожих дать мне свою руку для забора крови или хотя бы — для соскребка кожицы мизинца. Мало того, что многие из них оказывались далеко не трезвы, так еще и показывали свой крутой норов. Тяжело с такими, особенно когда языка не знаешь. Один шприц даже разбили.

Но мне все же удалось найти несколько интересных изменений. У одного, совсем молоденького, за спиной на месте лопаток были небольшие отростки. Я бы не называла их крыльями, скорее что-то в виде драконьих колючек. Он ими очень гордился — видимо, не раз уже применял в драке. Еще показалось забавным, что кровь у некоторых торианцев со временем становится немного зеленоватой. Может виной тому зеленое пиво, сравнительно недавно завезенное на планету? Надо будет проверить. И как это влияет на организм, только ли в цвете дело?

На самом деле, новые мутации выявлять довольно сложно, тем более полезные для науки. В модификациях применимо далеко не все новое. Но без этих проб ученым пока не обойтись – природа гораздо изобретательнее в генной инженерии. Вот и приходится мучиться, бродя по этим полусвихнувшимся городам, пытаясь наладить контакт с далеко не дружелюбными особями.
Я бродила весь день. Поесть удалось только на углу в крохотной залеталовке. От жареной гигантской крысы я отказалась, — не настолько я голодная. А вот синие грибки мне очень понравились! Попросила, чтобы телепортировали парочку на корабль. Здесь, слава Солнцу, такая услуга пока бесплатная!

***

Вот ведь народец! Не могут они и получаса в тишине посидеть! Хорошо, я уже доела, а то бы подавилась точно потому, что заведение быстро стало похоже на тесный многолюдный ринг. Видела такие на Исиде: по десять бойцов в одном раунде, каждый сам за себя. Но здесь еще и еда в голову летит. А в меня чуть не врезалась пузатая бутылка. Пора бы сваливать…

У выхода мне подставили подножку, и я полетела на пол. Подняв голову, первое, что увидела — это летящую на меня массивную перегородку. Я застыла в оцепенении. Дверь грозила ударить прямо в лоб, но во время была остановлена чьим-то вальяжным ботинком. Под изучающим взглядом я медленно поднялась, поравнявшись с фигурой своего спасителя. Ну и взгляд! — Смесь Рембо и Казановы (вычитала в книжках по древнейшей истории). Вряд ли он понял мое «спасибо», но отреагировал довольно позитивно, продолжая разглядывать мой обтягивающий серебристый костюмчик.

Незнакомцу тоже непременно нужно было поучаствовать в драке. Но он довольно быстро оттуда вышел, довольный установившейся тишиной. Снова провел взглядом по моей молнии и остановился, видимо оценивая перспективу. Придя в себя, я быстро скороговоркой попыталась объяснить ему цель своего прибытия на планету, знаками показывая, что мне от него нужно. Торианец, молча, смотрел и как будто слушал. Мне показалось, что он хорошо меня понял, так как с легкостью протянул руку, раскрыв запястье. Я даже растерялась от такой скорой реакции.

Поразительно! Сразу насчитала четыре изменения. Это просто супер-мутант! Хорошо бы еще проверить эти метаморфозы в деле. Кровь оказалась тоже чуть-чуть зеленоватой. Я принюхалась – действительно пахнет пивом. Пациент саркастично улыбнулся и спустил рукав, дав понять, что сеанс окончен. Мне было немножко неловко – хотелось объяснить ему насколько он ценен для моего исследования, но получалось как-то не очень… Я чувствовала стеснение.

Торианец, внимательно наблюдая за моими жестами, кажется, понимал, о чем я. Когда я замолчала в ожидании, он кивнул и легким наклоном головы показал мне направление, в котором следует идти, за ним, если, конечно, я ему доверяю. Как-то странно… по его взгляду я это поняла. А почему бы, собственно, и не довериться ему?

Красив, зараза! Даже не скажешь, что с этой планеты. Я даже залезла в сумку проверить по анатомо-определителю — не пришелец ли он. Цифры показывали изменения только на местном уровне. Надо же, какой образец: удивительно устойчивый иммунитет, быстрая адаптация клеток к введению инородных веществ, хорошая реакция на болевые импульсы – поэтому и тянет в драки наверное… Да и вид у него – получше даже некоторых Нептунцев… Колючек очень мало, только немножко на затылке, как на загривке у дикого орлианского кота, аккуратные узкие уши, красивый торс, гладкий и без бугров, как у сородичей. И глаза очень темные, теплые и… наглые…

Я молча шла следом, терпеливо ожидая, пока он по пути справляет разные дела: в одном доме взял внушительных размеров оружие – что-то типа авто-огнестрелятеля, только с тремя дулами, в другом долго с кем-то разговаривал, в третьем подмигнул худенькой девчонке, вытащив из-за пазухи клубок миниатюрных змеек… Мне понравился этот тип. Дети цеплялись за его ноги, пытаясь прокатиться на его железных ботинках, а собаки с радостным визгом догоняли, облизывая ему руки. Вот только по дороге он еще раз заглянул в парочку питьевых заведений, не без рукоприкладства, конечно. В одном из них раздобыл бутылку красного вина, деловито всучил мне и снова взвалил на свое плечо эту страшную огнестрельную игрушку. Вино с Земли. Ну, надо же! Не думала, что можно достать его в этой дыре… На родине-то Каберне уже давно редкость.

***
Мы долго шли по городу, я даже начала уже злиться, что связалась с ним, но упускать такой шанс нельзя было. Когда улицы кончились, я забеспокоилась – не прельщало меня шататься, на ночь глядя, по пустырям и свалкам районов, разрушенных еще лет двести назад. Да еще и неизвестно с кем. Но проводник вел себя вполне спокойно, уверенно ведя меня по опасным буграм, перенося через кипящие лужи, в которых булькало и шипело что-то грязно-желтое. Жуткое местечко! Вокруг сплошные скелеты разрушенных домов вперемешку с поломанной военной техникой. Жарко пришлось их предкам…

Наконец, Торианец остановился, достал из кармана что-то похожее на рацию – коробочку с антеннками и кнопочками. До чего же неприятный у нее звук! Сразу видно – самодельная. Но работает исправно, — на звук из-под обломков ржавого металла ловко и быстро вынырнул небольшой наземный модуль и послушно подъехал прямо к хозяину. Летающих мобилей уже давно нет на Торе. Что-то случилось с атмосферой после многочисленных войн, – она не принимает в себя ни один из летательных аппаратов. Даже космическим кораблям бывает трудно оторваться от поверхности. Возможно, это просто защитная реакция планеты.

Этому же модулю все-таки иногда удавалось подпрыгивать на полном ходу и парить с небольшого разбега. Но не долго – давление сверху ощущалось даже на нас. Не смотря на чудовищность местного пейзажа, им все-таки можно было любоваться, особенно на закате. Холмы, облитые удивительными желто-оранжевыми красками, искрились и перекатывались один в другой, как волны песочного океана. Торианец краем глаза следил за моими впечатлениями и, видимо, был доволен, что я не пугаюсь нарастающей скорости.

Остановились мы у странного сооружения на тяжелых металлических сваях, похожего издали на скелет присевшего орла. Мне не показалось удивительным, что этот мутант живет обособленно от других представителей своего рода – слишком много в нем намешано универсалий. Такие одиночки обычно и не находят себя в основной массе. Чудо до чего хороша его птичка! Мне сразу же захотелось влезть на верхнюю площадку дома. Торианец пошел за мной, показал мне свои наблюдательные трубы. Судя по некоторым деталям – они еще и стреляют неплохо… Его удивлял мой интерес ко всякого рода технике, поэтому показывал мне все, на что ни падал мой взгляд. Надо же! Все своими руками… Да, он, похоже, местный гений!

Спустившись во внутренние помещения, я сразу заметила, что не так уж и одинок мой гостеприимный хозяин… Сразу же насчитала пять особей – все женского пола. Да ему тут не должно быть скучно! Особенно если учесть, что все они весьма красивы, а наряд их выгодно отличается от моего скромного скафандрика. Специально он, что ли, их подбирал? На Торе женское население не славится особой привлекательностью, эти же… А как смотрят все на него ласково!

Я поймала взгляд одной из девушек, она сидела на корточках в длинной юбке с разрезами до бедер и чистила огромный котел. Взгляд был довольно напряженный. Ой, не к добру они все на меня так смотрят… Терпеть не могу женщин, особенно ревнивых. Хорошо, что на корабле их мало. Ну да ладно, это ведь его жизнь… Хорошо устроился, — уважаю! Вдруг поймала себя на мысли, что и сама бы не прочь почистить ему парочку кастрюль…

Тут чистильщица остановилась, встала и нажала на какой-то рычажок на полу. А на ее месте появилась еще одна фигура – точная копия ее самой же, которая сразу же принялась доделывать работу. От недоумения я открыла рот, а, приглядевшись, заметила, как тоже самое сделали и две другие хозяйки, оставив свои копии домывать полы и доваривать суп. Так им тоже здесь все в удовольствие, оказывается! Захотела – убралась, надоело – кнопочку нажала и спать пошла. Здорово! И как ему это удалось?

Не смотря на кислые выражения лиц, меня там все же вкусно накормили. А Торианцу удалось даже уболтать меня на пару чашек красного вина. Я не пью на чужих планетах, но это было Каберне с Земли… и отказаться не было сил. Когда трапеза была завершена, чтобы как-то прервать затянувшийся молчаливый диалог глазами, я потянулась за своей сумкой с мед-инструментами. Он дал спокойно, не торопясь разместить на себе различные присоски и опутать всего тонкими проводками. Я спроецировала его основу на различные обстоятельства, и получились довольно удачные результаты. Датчики показывали, что под водой этот Торианец может не дышать больше часа, огонь почти не берет его кожу, а реакция на угрозу укуса насекомых срабатывает еще задолго до того, как какая-нибудь ядовитая мушка обнаружит в нем жертву.

Незаметно мы провозились с экспериментами полночи. Я устала и начала зевать. Сняв с себя все проводки, мой пациент подсел поближе ко мне, проведя рукой по моим волосам. Я почувствовала дрожь… Затем он взял мою руку, развернул к себе ладонью и долго очень внимательно ее изучал. Потом другую руку… Резко встав, он вдруг потянул меня в сторону двери. Я испугалась, в голове мелькнула мысль: «Только не это!». Обернувшись (как будто прочитал эту мысль), Торианец успокоил меня одним словом, хоть я и не поняла его значения…

На улице находилось что-то вроде небольшой будки-капсулы, замаскированной грубой растительностью. Очистив вход, он пропихнул меня вперед, усадил в удобное черное кресло и начал включать различные кнопки и рычажки. Рядом находилось еще одно кресло, а по характеру помещения и оборудования я догадалась, что меня усадили за пульт управления, вот только чего?

Изобретатель выглядел очень возбужденным, теперь уже ко мне подсоединяя различные приборы и внимательно следя за импульсами на моих руках. Изучив мою шею, он нежно прилепил к ней какие-то нашлепки. Мне стало любопытно, какой интерес для него могу представлять я. Провозившись со мной около часа, он все же, решил дать мне отдохнуть этой ночью и отвел в спальный отсек своего орла. Сам же, по-видимому, вернулся в капсулу.

***

До чего красивое утро в этих степях! Я вышла на трубчатый балкончик полюбоваться рассветным туманом. Во дворике при свете отчетливо вырисовывалась головка не то жука, не то защитного шлема космо-спецназа. Полностью очищенная от веток, капсула выглядела намного привлекательнее, чем показалась мне на первый взгляд. Одна из девушек старательно отмывала ее поверхность, а может уже и копия – кто их разберет. Из двери высунулась голова Торианца. Он увидел меня и радостно что-то закричал, зовя немедленно спуститься к нему. Да я бы спрыгнула прямо с балкона, если бы была в реактивных ботинках! Жутко интересно было, что он там придумал!

Он снова усадил меня в кресло, приложил мои ладони к переливающимся металлическим пластинам на пульте и прицепил к моим вискам, шее и позвоночнику небольшие короткие проводки, что-то в виде антенн. Оборудование выглядело уже репрезентабельнее – горели почти все лампочки, что-то двигалось, вертелось и даже жужжало. Торианец задраил выход, сел на соседнее место и начал давать указания. Странно, но я его понимала.

Он показывал пальцем на различные приборы, не сложные на мой взгляд. Я когда-то ездила на мини-мобилях, а местная техника далеко от нас еще не ушла. Поэтому быстро разобралась, что и где нужно нажимать, алгоритм был не сложным. Многое, к тому же, за меня делала сама машина, — достаточно было поднести руку к самодвижущимся на пульте деталям.

Догадки меня не обманули, — это и, правда, было средство передвижения. Кабину здорово тряхнуло, но кресло оказалось не только удобным, а еще и умным, — оно очень грамотно держало в себе мое тело, оберегая позвоночник от сильных встрясок. Мы медленно, толчками начали подниматься вверх на высоких пружинистых «ногах», скрытых до этого в толще грунта. Они напоминали лапы гигантской железной птицы, очень удобные для разбега. Я легко адаптировалась, хотя раньше не сталкивалась с подобным решением взлетно-посадочной системы. Но это оказалось, действительно, наиболее удобным а данной атмосфере.

Прыжками мы довольно быстро разогнали нашу птичку. Затем капитан дал понять, что дальше все зависит от меня. Я приложила ладони к сверхчувствительным пластинам, нажала ногой на нижний рычаг и «ноги», перестроившись в боковые оконечности, плавно трансформировались в крылья. Мы полетели! Торианец издал бешено-возбужденный победный крик. Его лицо сияло, как звезда, которая уже полностью вышла из-за холмов, освещая долину.

Мы летали несколько часов. Ему не терпелось показать мне все самое интересное, что есть в этих местах. А я начала чувствовать машину так, как будто мы с ней были одним целым. Захотелось даже попереворачиваться и сделать пару петель.

Мы чувствовали друг друга, понимая без слов и радуясь разделенному на двоих восторгу. Как удивительно иногда находится то, в чье существование даже не верится. Реальность – ты, порой более фантастична, чем наши мечты!

Но мне нужно было возвращаться. И он это понимал.

Мы простились без слов. Да и о чем могли мы говорить, не зная языка друг друга? Глаза иногда говорят больше любых слов…

Я видела, как он сел в свою капсулу и включил что-то рядом с собой. Ах, вот оно что! Я-то думала: как он теперь доберется до дома без моих рук? — Рядом с ним, на соседнем кресле появилась моя проекция… Так-так, вот хитрюга! Ну, наглец!

Остается теперь только надеяться, что моя проекция будет такой же скромной и приличной девочкой, как я. Но, черт возьми! — Какого … она улыбается ему???!!!

.

Дядя Миша суетливо начал вертеться по дому, по-быстрому собирая на стол, достал кучу запасов из подполья, нетерпеливо расспрашивая обо мне, моей жизни, работе, близких. Он очень сильно постарел за это время и заметно прихрамывал, — давала знать старая охотничья рана. На мои рассказы охал и причитал: какая я стала взрослая. Но для него я все равно осталась маленькой веселой девочкой.
— Верушка, ты расскажи мне, как мама-то? — расспрашивал он. Мы проболтали до вечера, вспоминая наши лесные вылазки, отца — заядлого охотника и лучшего друга дяди Миши, наши совместные приключения и мои озорные детские проказы. Так незаметно подкрались и сумерки. А я еще даже не успела расспросить дядь Мишу про своего загадочного провожатого.

— Ну вот и банька готова. Сходи помойся с дороги.
Я не очень люблю баню, — плохо переношу резкие перепады температуры, но пропустить ее я просто не могла. Приезд в деревню всегда четко ассоциировался у меня с запахами дыма, сухих поленьев, березовых веников и ароматного чая со смородиновым листом. Вообще у меня с детства хорошо была развита память на запахи. А это были запахи того прошлого, о котором я часто думала в свои самые тяжелые моменты. Куда, как не в страну детства хочется нам вернуться, когда окружающая обстановка настолько сдавливает нас в пружину, что становится трудно дышать… хочется все бросить и просто убежать… Так я и поступила, взяв бессрочный отпуск и рванув в Волчий лог…

Выходя из бани на потрясяюще свежий воздух, до безумия опьяняющий запахами близлежащего леса, я вдруг услышала пронзительный все нарастающий собачий лай. С заднего двора доносились еще какие-то непонятные звуки. Я рванула туда, чтобы выяснить, в чем дело. В облаке пыли сначала в какой-то куче-мале трудно было что-то различить. Соседские собаки надрывались, кидаясь на забор. от клубка летели перья, пыль, и звуки кудахтающей жирной курицы. Затем проявился силует серой собаки, большой, надо сказать. Ах нет, это же… Я вжалась в стену сарая. Это был волк. Я уже не раз видела в лесу этих животных, правда, издалека — не на таком близком расстоянии. Немного оцепенев, я прикинула, что волку до меня добраться в два прыжка не составит особого труда. Стоит ли его искушать?

Но поведение волка вовсе не выдавало в нем агрессию против меня лично. Более того, он был слишком занят, чтобы вообще обращать на меня внимание, как, впрочем, и на собак, истерично лающих с разных сторон. Одна собака даже умудрилась пробраться сквозь обветшавший забор, но, боясь приближаться, выражала свою злобу на расстоянии примерно двух метров от серого наглеца.

Совершенно равнодушный ко всему окружающему, волк жестко и планомерно продолжал свою борьбу с курицей, которая трепыхалась все меньше и меньше.
Поддавшись соседско-собачьей панике я все-таки побежала за дядей Мишей.
— Там. Волк! Курицу! Во дворе…
Больше всего поразило спокойствие дяди Миши, даже обескуражило. Он не спеша подошел к заборчику, отделяющему задний двор, облокатился на него, и, докуривая сигарету, меланхолично улыбнулся, глядя на эту возню.
— Это Больной.
— Что?
— Волчонком в лесу его подобрал, — медленно начал рассказывать дядь Миша, — лет восемь назад. Думал, не выживет, да наши бабки каку-то собачью травку ему подсунули, — выходил. Вона — курей как любит, а я тогда как раз цыплят брать начал для курятника. Еще гуси были. Так мясом его откармливал.
— Так он у тебя что ли живет?
— Ни… Да что ты! Лесной он, давно уж как ушел… Чай, как выздровел, да подрос. Так… по старой дружбе заглядывает…
— Ничего себе — «по дружбе»! Он так всех куриц у тебя сожрет, дядь Миш.
— Нет, он меру знает, Он же наш, Логовский.
— А местные его не гоняют?
— Кто его гонять-то будет? Ты ж знаешь, как у нас к волкам относятся? Они нас не трогают, и мы их.
— Да, помню.
А вот собакам он, похоже, не очень нравится. Они могли бы его даже разорвать все разом, если бы не боялись подойти к нему. Волк же, сделав свое дело, подхватил тушку и рванул к лесу, даже не взглянув на исходящих пеной собак.

— Так значит его зовут «Больной»?
— Бабки так прозвали. Я хотел как-нибудь по-простому, собачьему: Барбос, Джек, Клык… Но Матрена, да и Алена тоже, все ходили да расспрашивали меня: как там больной? Да по всей деревне тут же и разносили. Так и прижилось.
— Барбос… Нет — Барбос бы ему точно не подошло…
Все как-то странно сплеталось.
— А знаешь, дядь Миш, тот парень, что меня до Лога довел… Тоже Больным назвался.
— Что? — Дядя Миша заметно дрогнул.
— Сказал, что его зовут: «Больной».
Глаза у него словно остекленели. Дядя Миша выплюнул сигарету, положил руку мне на плечо и начал подробно расспрашивать меня о незнакомце. В его расспросах чувствовалась явная тревога, которая частично передавалась и мне. Потом, ничего не объясняя, отправил меня в дом — почивать, а сам куда-то поспешно собрался, отметая посыпавшийся с меня град вопросов.

Я лежала и разглядывала замысловатый узор старого настенного ковра, запомнившегося мне еще с тех времен, когда днем меня здесь пытались уложить спать, а я, вместо того, чтобы, закрыв глазки, ждать волшебную сказку, изучала лабиринт этого рисунка, упорно ища выход к его серединке. Но все дорожки выводили меня только к краям прямоугольной системы орнаментов. Машинально я и сейчас проделывала эти бессмысленные попытки добраться до центра, хотя уже тогда знала, что это невозможно. Так как дорожки выводящие из сердцевины лабиринта в нее же и возвращались. Ни выйти — ни войти,- подумалось мне.

Удивительные иногда судьбы бывают у деревень, тесно переплетенные с судьбами их жителей. И люди, в богом забытых деревушках попадаются порой очень необычные. Я уже не раз слышала о таких «дурачках», «блаженных», «чудных», и «больных», тех, на которых зачастую и строятся истории деревень. О них помнят, о них рассказывают и передают из поколения в поколение предания об их чудачествах или даже чудесах. «Чудной» случайно не от слова «чудо»?

Неужели Больной — один из таких? Взял себе кличку волка, излеченного людьми и убежавшего в лес. И ассоциирует себя с этим животным? Странной ведь мне показалась его речь… Хотя и на сумасшедшего вроде не похож. Вообще создавалось впечатление, что он меня чему-то учит, заставляя задуматься над тем, что раньше мне казалось естественным, а на деле оказалось искусственным.
В нем всем чувствовалась какая-то естественная гармония: и внешне и внутренне. Выбивалось только из этой красивой картинки странность его имени. Как будто это самое «больной» и нарушало общее впечатление от цельности гармоничного образа.

Следующий день прошел как во сне. Солнышко, беззаботность и тишина. В мою кровь как будто медленно всасывались звуки, запахи и ощущения от соприкосновения с природой. Казалось, можно не просто лежать на траве, выискивая среди пробегающих мимо облаков — кораблей и крокодилов, а постепенно погружаться в это пространство, словно падая в сон. Уснуть… долгим-долгим сном… И, не просыпаясь, войти в этот мир по другому (без зевоты, без головной боли и без вечной спешки), войти в каждую частичку этого мира и блуждать от этой маленькой острой травинки — к легкому журчащему, как колокольчик, ручейку, от ручейка — к кусту ароматно цветущего шиповника, от шиповника — к белому стволу молодой березы, вдоль по веткам высоко-высоко — к самому небу, к этим облакам, которые убегают неизвестно куда, оставляя меня одну лежать на этой траве и жалеть, что эти мгновения, как и желания не вечны…

Дядя Миша про Больного говорить не хотел. Отмалчивался по большей части. Мою версию по поводу «не совсем здорового» ни оспаривал, ни поддерживал. Попросил только не общаться больше с ним, если еще раз появится.
— Он, действительно, больной?
— Да, где ж ты, Верушка, здоровых-то видела? Все мы с придурью.
— Но он опасен? Он сумасшедший?
— Ни то, ни другое. Да я и сам толком о нем ничего не знаю. Не спрашивай меня больше о нем.

Вечером на меня напала тоска, — не может городской человек быстро привыкнуть к тишине и покою. Ритм заведенного города не утихал во мне. Дядя Миша сердился, что я пытаюсь что-то делать по хозяйству, но сидеть на месте я тоже не могла. Схватив лукошко, я рванула на улицу, на ходу крикнув:
— Сама яйца соберу, ничо, дядь Миш, руки не отсохнут.

— Привет.
До курятника оставалось сделать пару шагов, но я разом забыла куда и зачем шла, остановилась как вкопанная, и несколько минут просто в ступоре смотрела в его глаза. На бревне, положенном на две большие чурки, сидел он — Больной. Приветливо смотрел и едва заметно улыбался.
— За яйцами? — спросил он, глянув на прижатую к моей груди карзинку.
— Ага. Привет, — я едва выдавила из себя приветствие, решив, что вежливыми быть не воспрещается даже с больными. В отличие от меня, Больной же выглядел весьма раскованно и непринужденным тоном продолжил:
— Серая с пятнышками прячет свои яйца под старым дровником. Она, глупая, думает, что так надежнее. Все собирается начать высиживать, да забывает тут же, как снесет. Если б не такая тощая была — давно бы ей ощипанной быть…
— Угу, буду иметь ввиду. Спасибо.
— Как тебе здесь?

Не смотря на все мои домыслы и опасения перед людьми такого типа, мне почему-то не хотелось бежать, меня не охватывал ужас. Наоборот, мне хотелось остаться рядом и продолжать хотя бы просто смотреть на него и слушать. Я улыбнулась ему.
— Здесь здорово! — Больной заметно воодушевился:
— А в самом лесу еще лучше! Если когда-нибудь захочешь, — я тебе покажу.
Внезапно возникла мысль:»Маньяк!», но тут же бытро отбросилась, как ненужная и даже несвоевременная. Вспомнился тут же лес и недавняя наша беседа в лесу. Мне не было страшно рядом с ним, не смотря на странность его фраз, наоборот, я чувствовала свою защищенность, спокойствие и даже радость.
И сейчас, когда он рассказывал мне о местных красотах, мне так хотелось уйти с ним в лес. Пока рассказывал, решила обязательно вытащить дядю Мишу в лес, к озеру или к речке.

— А где ты живешь? — Решила вдруг спросить я, когда Больной показывал в какую сторону ушел Малинник (местный медведь) две недели назад. Он остановился и улыбнулся, красивой доброй улыбкой.
— Здесь.
— В каком доме?
— Это имеет значение? — Я не нашлась, что ответить. Действительно, какое это имеет значение? Как будто я знала каждый дом в этой деревне. Стало смешно и обидно немножко за свою нелогичность. Но тогда на ум пришла идея пошутить.

— Ну и как курятина?
— Курятина?
— Ты обещал заглянуть на закате.
— А! Ну так… нормально. Хотя раньше у «Пахнущего пчелами» пожирнее куры были, зря он их с пшеницы снял.
— Так это ты курицу у дяди Миши недавно стащил? Шуму столько наделал! — Больной пожал плечами и с невозмутимым видом, как бы извиняясь, ответил:
— Подумаешь… всего лишь одна курица. Чего было истерики устраивать? Рыжая за мной аж до самого леса гналась.

Я не выдержала — засмеялась. Если он и больной, то с юмором — точно! Но Больной не поддержал моего веселья, и вообще засобирался.
— Ладно, мне пора уходить. Как надумаешь — в лес, дай знать.
— Ха-ха-ха! Как? Повыть на луну?
— Нет, просто очень сильно пожелай этого и выйди за ручей.
Он говорил серьезно, без тени обиды или раздражения. «Чем же ты так болен?» мелькнула у меня мысль, когда он прощался со мной. Как могут эти умные добрые глаза быть глазами сумасшедшего? Как не хочется мне в это верить!