— Ай, осторожно!
— Тихо, глина, помолчи немножко. Ты всего лишь материал.
— И что теперь — можно надо мной издеваться?
— Я — Творец и могу сделать из тебя, что захочется.
— Чё ты творишь-то… мне больно! Не хочу жить — это чертовски больно!!! Аааааай…..
— Тихо, всех ангелов распугаешь.
— Да плевать мне на ентих пернатых… Скажи лучше что это будет? Что мне терпеть придется?
— Ты будешь Вселенной! — самым красивым и великим творением, вышедшим из моих талантливых рук!
— Бог ты мой, как пафосно… А ты меня спросил: хочу ли я?…
— Бог я твой, здесь ты права. но ты еще недоделанная, поэтому, глупышка, многого не понимаешь… Полежи пока спокойненько. Я пойду поищу интуицию. Неплохо было бы тебя снабдить этим полезным инструментом.
— А что это? Как им пользоваться?
— Ну для этого есть инструкция. Так, держи интуицию, да покрепче, а я сбегаю за инструкцией. А то сама ведь не разберешься, милая…
— Интуиция — звучит красиво! Завораживает… А с ней не будет больно?
— Больно тебе будет в любом случае. О, сколько вопросов у тебя! А ведь я тебя еще даже не доделал.
— Иди-иди… творец. Вечно вот так натворят — а нам бедным вселенным потом расхлебывать. Ой, что это? Пузырек. Здесь что-то написано… «Жизнь»… Интересно…
— Стой, глупая! Рано! …. ну блин…. что ж ты будешь делать-то без меня?… я же автограф еще не поставил!…
— Сама поставлю… и не один 🙂

— Да что ты голову ломаешь, опиши ее такой, какой хотел бы видеть.
— Подогнать под свой идеал? Но это слишком просто.
— Но зато тебе было бы интересней с этим материалом работать.
— Да ты знаешь, интересней как раз не то, что близко к идеалу… К моему идеалу у меня не было бы претензий.
— Не понял.
— Мне надоели эти глянцевые образцы совершенства: самые умные, самые удачливые, самые красивые, находчивые и умелые. Тошнит уже от этих идеальных героев и героинь. Мой персонаж не должен быть лучше всех. В моей Роксане должна быть какая-то ущербность.
— Хро-мо-та! Она должна быть хромой!
— Почему — хромой?
— Так она лучше запомнится читателю. Представь себе, будут говорить: «Это какой писатель?» — «Тот, что про хромую Роксану…»
— Хватит ржать! Если уж на то пошло, то про хромых уже столько всего написано… Не обязательно создавать еще одного Квазимодо, чтобы получился интересный образ.
— Да я понял тебя, я ж просто прикалываюсь. Так какой внутренний изъян должен быть у нашей героини?
— А с чего это вдруг «нашей»? Я вообще тебя только на пять минут запустил кофе попить, а ты уже к моей славе подмазываешься…
— Не дергайся, я же по-дружески. Может мы с тобой — будущие Ильф и Петров? А вместе, кстати, интересней получается. Вот мы с женой как-то рассказ на пару писали — по три обзаца каждый по очереди…Она описывала мысли девушки, я — мысли парня. Такой крышесъезд получился!
— Вот если бы вы наоборот роли распределили — было бы еще веселее!
— А над этим надо подумать… Ну так что, будем писать?
— Будем… Только не сейчас. Заходи вечером.

1.
— Роксана!
— А, это ты…
— Ты какая-то странная… Идешь — никого не замечаешь… Взгляд туманный… Опять депрессия?
— Деппп-рессс-си-йа… Мне больше само слово нравится, чем то, что за ним скрывается.
— Нууу… твою любовь к словам я знаю. Может в кафе зайдем?
— Мне все равно.

— Почему тебя все время приходится ловить? Неужели нельзя хоть раз вот так взять нормально и прийти? Самой? Ведь тебе же не важно, что о тебе подумают.
— Другие — нет. А вот мое мнение… Мое мнение для меня все еще важно.
— Ну и что? Ты себя уважать что-ли перестанешь, если переступишь через свою гордость?
— Это не гордость, скорее — чувство противоречия. Ты же ждешь меня? — Поэтому я и не прихожу. Из вредности. Не вздыхай так тяжко…
— Значит мне просто нужно перестать тебя ждать? Тогда ты сама начнешь меня доставать?
— Если не потеряю к тебе интерес.
— А вот как! А если я потеряю к тебе интерес?
— Это произойдет не раньше, чем у меня.
— Самонадеянно…
— Вызов?
— Нет. Пока еще нет. Пока еще мой интерес сильнее моей озлобленности на тебя. Пойдем ко мне.
— Это не интерес, это инстинкт.
— Я тебя ненавижу.
— А вот это уже интерес. Пойдем.

— Почему ты начал без меня? Мы же договорились, мы хотели вместе писать.
— Не «мы», а ты. Я начал, ты продолжишь. В чем трагедия?
— Да и не заметил я что-то больших изъянов в нашей героине. — Обычная стерва.
— А кто говорил о больших изъянах? Нам же не нужен злой гений. Немножко злобы, немножко ума, немножко дури и сарказма, — всего должно быть понемножку. Иначе нам не поверят. Мир давно уже устал от патетики, от деления на злодеев и ангелов. Надо дать читателю того, кто ходит вместе с ним по улице, сидит за одним столом, толкается в темном переходе…
— …и не является на свидания…
— Да… Вот и впиши в этот образ все, что считаешь нужным. Только внешность не трогай.
— Почему? Взял и крылья мне подрезал… У меня только фантазия начала работать…
— Знаю я твою фантазию.

2.
— Что тебя не устраивает, ты можешь объяснить?
— Нет.
— Я тебя не понимаю.
— Я знаю.
— Да ты и НЕ ХОЧЕШЬ, чтобы я тебя понял!
— Не кричи.
— Слезь с подоконника, — здесь холодно. Что за дурацкая привычка на окне сидеть? Ты что, кошка что ли?
— Это мой домик…
— Роксана! Ну давай подумаем: у тебя же все есть. Я что тебе изменяю что ли? Несусь каждый день домой, как дурак… Подарки — вон их сколько уже… Ни в чем тебе не отказываю. Ну чего тебе еще не хватает? Что ты молчишь все время и сидишь здесь как неживая?
— …Не-жи-ва-йааа… Может ты прав? — и я, действительно, неживая…
— Я что-то сделал не так?
— Прости меня. Это я… это со мной… со мной все не так…
— Не мучь меня. Может ты в кого-то влюбилась? Посмотри мне в глаза.
— Дурак ты… Тоска в твоем понимании меряется почему-то только страстями. А проблема разрывающегося на части сознания для тебя и не проблема вовсе, если она лежит вне сферы чувств.
— А тоска может быть вне сферы чувств?
— Представь себе — может.
— Глупости. Что ты себе выдумываешь?
— Вот видишь: «Глупости»…
— Ну ладно, я не это хотел сказать. Так что у тебя случилось?

Письмо.

Счастье — это всего лишь мгновение. Оно не может тянуться годы. Ты уловил его одним ловким движением, поймал как мотылька…Открыл, взглянул на него, и он тут же упорхнул…
А все оставшееся — это только воспоминание о мотыльке.
Знаешь почему я писала стихи до тебя? Ты думаешь — от одиночества, от неразделенности чувств? — Нет…
В моей душе есть волны, качающие на себе мою лодку… ритмично, плавно, в такт. Моя лодка плывет по этим волнам легко и спокойно, словно купается в неге безмятежности.
Эта лодка — мое внутреннее Я, которое хорошо помнит то удивительное состояние, когда оно было еще совсем маленькое, абсолютно еще ничего не знающее о внешнем мире и не интересующееся внутренним… когда оно было еще совсем чистым, ничем не заполненным там, внутри, в утробе матери…
Тихое равномерное покачивание… Тепло, уютно… Никуда не надо спешить. — Этот мир, это состояние навсегда потеряны…
Но есть поэзия. Стихи лишь ненадолго могут вернуть в эти волны. Слова — их магия завораживает! Гармоничное звучание действует на психику успокаивающе. Если самые благозвучные слова волнообразно слить воедино и потоком пустить на страницу — это ощущение успокаивающей неустойчивости снова окутывает мое сознание.
Потому и щемит так в груди! …эта надломленность, ощущение несовершенства, ущербность в отсутствии устойчивости…Это мой оголенный нерв! Потому что воспоминание о гармонии неустойчивости в том мире рождает дисгармонию неустойчивости в этом.
p.s.
Я не могу сказать это устно, глядя тебе в глаза, потому и пишу. Прости. Я, живя с тобой, любя тебя, чувствуя взаимность, не испытывала потребности писать стихи…
Мне даже какое-то время казалось, что я их когда-то писала только потому, что не была счастлива в любви. Но оказалось, что это не так…
Я по прежнему люблю тебя. Я по прежнему буду рядом. Но теперь все будет по-другому.
Мотылек давно уже улетел… Память о нем стерлась…Не влюбляться же мне в тебя заново? Да и другого искать не стоит.
Пусть моя неустойчивость, так отчаянно проявляющаяся в последнее время, снова нырнет в волны поэзии. Посмотрим, что из этого выйдет…

— Нет, я не верю, что это ты написал! На такой бред даже ты не способен. Что ты ржешь?
— Ты прав, — это не я писал.
— Неужели — жена?
— Да, по дурости, рассказал ей про нашу затею. Она тут же загорелась идеей включиться в игру.
— Ну тогда понятно все. Ну это-то точно не войдет в книгу!
— Конечно не войдет. Это я так, над тобой прикололся. Женщинам вообще не стоит писать, — шибко дурная и странная у них фантазия…

— Ну и зачем я вам сдалась? Что не видели серых летающих теней?
— Нет, не видели…
— Отпустите, вы меня пугаете.
— Мы слишком долго охотились на тебя, чтобы так сразу отпустить. Успокойся, мы не причиним тебе зла.
— Но зачем я вам? Зачем вы меня поймали?
— Нам интересно, кто ты. Мы таких созданий еще не видали. Расскажешь нам, — может даже подружимся.
— У меня нет и не может быть друзей. Что вы хотите знать обо мне?
— Кто ты? Откуда ты взялась такая? И почему именно такая?
— Я — серая душа, разве не видно? Мой отец — Свет, мать — Тьма. Я — их дитя, смешавшее в себе свет и тьму, частицы их обоих. Я — их равенство в их противоположности. Но я ни то и ни другое, ни свет и ни тьма, — я нечто среднее, третье, другое.
— А крылья?
— В тех краях, откуда я, — у всех такие крылья.
— Значит ты из мира ангелов?
— Я не знаю, кто такие ангелы.
— Это белые тени с такими же крыльями, как у тебя.
— В моих краях их называют душами. Есть темные души, есть светлые…
— И серые?
— Серая там только я… да и то… меня там уже нет.
— Значит ты — случайность?
— Нет, скорей всего — не случайность… а один из экспериментов.
— Кого? — Бога?
— Кто такой Бог?
— Это тот, кто всех нас создал, и вас тоже. Тебе ли не знать? — ты же оттуда!
— Вы называете его Богом? Нет же! Его совсем не так зовут! По крайней мере у нас…
— И как же вы его зовете?
— Экспериментатор, как же еще… Его лаборатория не самая главная, кстати сказать, у соседей души вообще планетарного масштаба. Видели бы вы, что творится у экспериментатора слева от нас: Зубастая космическая дыра вышла из-под контроля и начала есть все души без разбора, а должна была поглощать только неуверенные. Вот ее выдумщик скоро огребет!…
— Ты хочешь сказать, что Богов много? и мирозданий?
— Что вас удивляет? С чего вы взяли, что вы одни на этой полке игрушек?
— Но есть ли кто-то над этими всеми экспериментаторами?
— Конечно есть главный. Главные везде есть.
— Но он-то кто?
— Я почем знаю, слышала, что тоже не самый главный, что и над ним кто-то есть. Подозреваю, что эта лестница бесконечна…
— Так значит, ты из другого мира? А к нам как попала?
— Я, когда сбегала из лаборатории, не запомнила дверь, в которую следовало бы вернуться. Начала искать наугад. Ваш мир еще не такой трагичный, решила пока здесь отсидеться. Потом снова пойду искать свою дверь, хотя не уверена еще, что мне стоит возвращаться.
— Почему? Тебе там было плохо?
— Плохо? А вы представьте себе, что мир разделен на две половины: темную и светлую. И между этими половинами идет беспрерывная жестокая война.
— Тоже удивила! Такая война для нас не редкость. Это же вечная борьба добра со злом.
— Добро, зло — нет, у нас такого нет. Наши черные и белые в этом отношении не злые и не добрые. Отличия — только в цвете. Наш мир намного проще вашего!
— Какую же позицию в этой борьбе занимала ты?
— А вот здесь как раз мне и пришлось нелегко. Меня никто не принимал как свою, ни черные, ни белые. Каждая сторона считала шпионкой. Наконец, мне это все надоело, и я объявила всем свой нейтралитет.

Борьба на какой-то момент приостановилась, — всем стало интересно: что это такое, «нейтралитет»? Это что-то новенькое! Сначала на меня смотрели недоверчиво, ища подвоха, — мне привыкли не доверять. Затем начали выспрашивать, что это такое, и как я себя чувствую в новом качестве, — их явно подкупала моя невозмутимость. Мне на этот момент стало почему-то жутко смешно… И тогда я решила открыть рот:

Я объявила им, что вся их жизнь и весь смысл их жизни — полное ничто… мыльный пузырь… фикция! Вся их борьба — мышиная возня. Все дело их жизни — пустая трата времени. Вся идейность их движений — детский лепет, дурная бестолковая сказочка, выдумка больного сознания.

Отшатнулись. Просмеялись. Потрепав по затылку, как местную юродивую, все же простили и оставили ненадолго в покое.
Но это не все.
И тем и другим почему-то показалось, что я им могу быть чем-то полезной. Меня начали сманивать к себе на сторону то светлые, то темные, с той же силой, с которой недавно еще плевались в меня. Для меня это было загадкой. Уж не хотела ли каждая из сторон показать перед другой свое преимущество, сманив к себе нечто срединное, чтобы чувствовался явный перевес?

Но я не поддалась искушению лестных слов в мой адрес и жарких призывов о помощи. Дело было не в том, что я не могла определиться, на чью сторону мне вставать. Дело было в том, что мне самой понравился мой нейтралитет. Моя позиция показалась мне вдруг единственно верной, именно той, что мне не хватало долгие годы моего болезненного существования.

— Чем же все закончилось? Если тебе понравилась твоя новая позиция, почему ты все-таки сбежала?
— Моя упертость быть вне системы борьбы начала сильно всех раздражать. В итоге силы и тех, и других в своей агрессии направились на меня одну. Это было тяжело выдержать, но я справилась, потому что все равно ощущала себя где-то в центре.

И я заметила тогда одну интересную вещь. В их борьбе против меня как третьего, произошло невольное объединение двух вечных врагов. Получилось, что своим протестом против борьбы темного и светлого я тем самым впервые приостановила эту войну. Этим я доказала, что их борьба между собой не есть истинная цель их жизни.

— Но борьба-то все равно не прекратилась, она просто поменяла вектор. Ведь те и другие начали воевать с тобой.
— Все правильно, — борьба не прекратилась. Но она стала совершенно другой, эта борьба была уже не против врага как своей противоположности, а как способ избавить свой мир от чужеродного белка, разрушающего привычный ход вещей.
Они привыкли так жить. Их цель виделась им в том, чтобы воевать друг с другом, доказывая свое превосходство.
— Но ты сказала, что своим выпадом показала им, что их цель ложная.
— Да их цель не борьба, не доказательство превосходства, не истребление противоположного себе, — их цель — это само наличие цели.
Ведь псевдоцели могут меняться, а их отсутсвие, потеря влечет за собой разрушение и гибель.
— Но они же могли принять твою позицию неборьбы и прекратить свои военные действия друг против друга, просто объявив новую цель жизни, например — любовь противоположностей.
— Могли бы…Но они этого не сделали. Слишком привыкли враждовать.
— А ты? Когда ты решила, что пора уходить?
— Когда поняла, что мои силы не справляются с моей целью быть нейтральной. Я просто напросто устала…

Это было другое измерение.В нем не считали времени. Казалось, оно там даже остановилось. Никому, кто в него попадал, и в голову не приходило, что время можно посчитать. Как можно отследить потоки проходящей воды в реке?
Именно там все и встречаются.

— Это что? Другая планета?
— Назови, как хочешь.
— Сон? Иллюзия? Фантазия?
— А как тебе хочется?
— Нет, я так не могу, мне нужна хоть какая-то определенность, заданность.
— А ты представь, что точка отсчета — это Твое сознание. Как ты решишь начать — так и будет.
— Это что же, я могу помечтать?
— Помечтай.
— Всегда хотела быть пираткой! Не смейся!
— Я не смеюсь.
— Нет, не из соревновательности с мужчинами, мне это ни к чему, да и бессмысленно. Наверно… Наверно… Может все дело в женщинах?
— Чем тебе не угодили твои сестры?
— Да нет же! Дело не в том, как я к ним отношусь. Дело в полярностях. Как у магнитов. Меня отталкивает от таких же минусов, как я, и тянет к плюсам. Нет ни одной женщины, которой я смогла бы рассказать то, что рассказываю мужчине.
— Но у тебя же много подруг.
— У меня нет выбора, я их люблю, хотя и не понимаю. Любить не значит понимать.
— А мужчин ты понимаешь?
— Не иронизируй! Я просто нечто слабое, а слабое всегда тянется к сильному.
— Да ладно, что там с пиратами?
— Ах, да! Пираты. Я — отчаянная бандитка, знаешь ли. Со мной не шути. Пока ты вчера вечером на берегу упражнялся в красноречии с теми двумя милыми фройленз, я успела убить парочку воров, залезших на наше судно.
— И ты, конечно же, этим гордишься?
— Нет! Я в гневе! Посмотри, какие синяки у меня теперь на бедре. Нет, не смотри! Поверь на слово.
— Так может все-таки на берег? Под пальмы? В тихую уютную беседку?
— Слушай, не опошляй мою фантазию. Слушай лучше дальше:
Море. Нет — Океан! Бурлящий, холодный, волнующий и топящий, огромный ОКЕАН…
А наш корабль кидает из стороны в сторону, с волны на волну.
Ты видишь?
На нас движется девятый вал!
— Не бойся. Ты вся дрожишь…
— Я не боюсь. Если я утону — ты будешь рядом и вытащишь меня из этой фантазии. Давай же вытаскивай! Я захлебываюсь…
— Я бы вытащил, но ты не подаешь мне руки. Хватайся!

***
— О чем же будет твоя фантазия?

— Не сиди на камнях.
— Они не холодные.
— Когда это речные камни были не холодными?
— Это в твоем представлении они холодные, в моем — нет.
— Все равно лучше встань. А то не расскажу свою фантазию.
— А! Так ты, наконец, созрел?! — Вся во внимании.

— Видишь этот замок?
— Ага, конечно! Что же еще может быть в твоей фантазии, мужчина…Зловещий и мрачный, под стать тебе!
— Высказалась? — Умница! А теперь: помолчи и послушай.
Это самый лучший замок из тех, что есть в реальности и за ее пределами! В нем столько башен, сколько мне хотелось бы видеть каждое мгновение моего пребывания здесь. Сейчас — четыре, потом число может измениться в зависимости от моих потребностей. В одной у меня обсерватория. В самой дальней я держу своего цепного монстра, которого по вечерам выгуливаю на верхней площадке башни.
— А! Так это он там на луну сейчас подвывает?
— Вполне. Но может и не он, а ведьма из третьей башни.
— Тоже цепная?
— Нет, ведьма — свободная. Порой даже слишком… Я убежден, что у каждого порядочного сказочника должна быть своя прекрасная колдунья. Если б ты знала, как чудно она варит свои зелья!
— Угу, догадываюсь. Еще есть подозрения, что она не любит всякого рода одеяний и не омрачена никакими комплексами.
— Ну, этого тебе не понять… Оставь мои фантазии мне.
— А четвертая башня?
— Это библиотека. Там я читаю фантазии таких же ненормальных, как ты и я.

— А у тебя, похоже, бал сейчас?
— Да. Кстати, ты приглашена! Нравится платье? Пойдем.
— Ах! Как красиво!
— Это только начало. Посмотри туда!
— Ну, конечно же, не обошлось без драконов!
— Надо же кому-то зажигать эти огромные камины. А посмотри, сколько прекрасных дам на моем празднике! Глаза, губы, нежные руки, оголенные плечи, завитки волос, улыбки, смех…
— Не плохо. И вино чудное! Подай ка мне вот ту дичинку.
— Это рябчик.
— Рябчик-хрябчик, какая разница? — Главное вкусно!
— Ты знаешь, главное здесь не это. Главное здесь, что хозяин всего этого — Я! Получше твоего «океана». Захотел — бал, захотел — тишина, захотел — турнир, захотел — охота. И тонуть в этом я не собираюсь.

— Тонуть не собираешься? А что это вон там за девушка?
— Где? Какая?
— Вон та!
— Точнее можно?
— Точнее: это та, на которую ты смотришь не отрываясь с тех пор, как мы вошли сюда.
— Тебе показалось.
— Ну да, конечно. Я же слепая! Лучше скажи, кто она?
— Я не знаю. Я ее не звал.
— О! А это уже интересно…
— Я не звал ее и вряд ли бы позвал. Смотри, как она смеется. — Как будто в мире больше ничего не существует, кроме ее смеха, ее улыбок, ее глаз… Почему ей так весело? Она улыбнулась одному, другому, третьему. — И они идут за ней. Ей от этого еще веселее. Глупая дурочка — что она понимает в счастье?! В любви? Как только этот мотылек подлетит к заветному огню, он обожжет свои крылышки…
— Ты завидуешь ее смеху?
— Нет, я его презираю!
— А она, похоже, заметила твой взгляд.
— Да что ей мой взгляд? На нее уставились тысячи таких же взглядов. Что он может значить для нее?
— Ну что-то все-таки значит: она больше не смеется…
— Это мимолетно. Сейчас пройдет, как только сменится музыка, и начнется новый танец. Видишь: она опять весела и беззаботна.
— Я вижу, но не только это. Она тайком, все же поглядывает на тебя.
— Ей интересно. Любопытство — удел всех мотыльков.
— Но спотыкается в танце она все чаще и чаще…
— Зачем она здесь? Я не звал ее.
— Она идет сюда. Смотри, как она бледна! А глаза! Это уже совсем ДРУГИЕ глаза!
— Нет! Она не может…Почему?.. Я не звал ее. Не звал! А, это ты наверно позвала ее, женщина?
— Я? Да ты совсем с ума сошел! Это же твоя фантазия! Все, что здесь есть — твое.
— Она — не моя!
— Если она появилась здесь, значит должна была появиться или была изначально в твоем сознании, просто не находила выхода, искала нужный образ. И вот, наконец, нашла.
— Нашла. И пришла, чтобы мучить меня. Глаза — океан… Я тону в нем… Настала, похоже, твоя очередь меня вытаскивать.
— Держись! Впереди еще третья фантазия…

Бывает иногда: идешь вот так по улице и думаешь о чем-то несказанном или неуслышанном. Пытаешься найти причины, задаешь себе вопросы, периодически приходя к выводу, что если чему-то не дано состояться — оно и не состоится. Зачем же об этом думать? Желать? Жалеть? — Впереди еще будут другие возможности. А эта…А эта, похоже, упущена.

А что, собственно, причиной послужило тому, что наша встреча не состоится? — Его нежелание? Мой каприз? Наша рассеянность? Да впрочем, какая теперь разница!

Рассеянность, спонтанность, неопределенность, непроизвольность… И что далеко ходить, — на каждом шагу мы с ней сталкиваемся. Листья летят нам под ноги, хаотично ложась на асфальт. Ветер треплет волосы, спутывает их и закрывает ими глаза. Люди натыкаются друг на друга, пытаясь побыстрее пройти и разминуться, — их тоже разносит ветер потоком мыслей и переживаний. Рассеянность… Все — рассеянность…

А я, кажется, села не в тот автобус. Забавно… Рассуждая о рассеянности, ее же и проявляю. А еще говорят: «мысли не материализуются»! Вот она — рассеянность — огромная жестяная тарахтелка, везущая меня неизвестно куда. Куда, кстати, она едет? Ага, понятно, можно не суетиться, выйти через три остановки и пересесть. А я лучше пока сяду.

А в чем же, собственно, суть такой невнимательности? — Когда людей переполняет какое-то чувство, и мысли направлены только на него, все окружающее окутывается туманом. Цифры, буквы, даты, циферблат — сущие пустяки по сравнению с тем вихрем, который баламутит наше сознание. Что ж, поделом мне. Жаль, не успела попрощаться…

Вот так сидишь в этом автобусе, забывая отсчитывать остановки… И вдруг входит Он. Замирает на месте. Снимает наушники и садится перед тобой на корточки… Берет твои руки в свои и нежно, слегка нетерпеливо спрашивает:

— Так я не понял: ты придешь или нет?

— Ты ж не сказал: куда и во сколько…

— Я не лидер.
— Но ты сильный, ты умеешь противостоять тем, кто сильнее тебя. И ты против того порядка, что сейчас существует.
— Это не означает, что я что-то хочу менять.
— Но ты же против!…
— Да, против, но для себя. Я не подчиняюсь, но и за собой не веду.
— Но ты бы мог нам помочь: в тебе есть сила, возможность вести нас и вывести!
— Мне это не нужно.
— Это эгоистично.
— Не терпящий власти не эгоист, а изгой.
— Изгой — это тот, кого изгоняют. На тебя же пока никто не покушался.
— Пока… Но я не просто изгой: я — добровольный изгой. Я сам себя исключаю из общества. Рано или поздно и общество меня исключит, — будет взаимное исключение.
— Но если, все таки, общество не отвергнет тебя?
— Власть видит во мне силу. Сначала реагирует на нее как на прямую угрозу самой себе. Когда понимает, что на трон я не стремлюсь, — успокаивается и оставляет меня в покое. Но это не надолго.
Людям свойственно заражаться чужими идеями, свойственно быть ведомыми. Поэтому они нутром чувствуют силу в других. Вы видите во мне лидера, потому что вас не устраивает существующий порядок. Вам кажется, что, если сменится власть, — наступит улучшение. Но вы не задумываетесь над тем, что недовольство не исчезнет, просто поменяет свои ориентиры. Кто бы ни стоял у власти, — вы все равно будете недовольны.. Бессмысленно вас вести ради вас самих же. Вас ведут только те, кто любит власть, кому необходимо руководить, командовать и наслаждаться всеобщим вниманием.
Мне этого не нужно.
— Но ты бы мог сократить это недовольство до минимума.
— Подчиняясь вам.
— Это было бы обоюдным подчинением.
— Вас слишком много для того, чтобы угодить каждому. А угождать я не люблю.
— Ты живешь только для себя…
— Нет, у меня есть близкие, но их очень мало.
— А почему же ты противостоишь системе в-одиночку?
— Мои близкие не должны нести ответственность за мои личные взгляды и устремления.
— Тебе не страшно идти одному?
— Нет! Иногда даже весело, особенно когда со стороны смотрю на всю вашу борьбу за власть и против власти.
— Думаешь, это бессмысленно?
— Это оправдано только вашим стремлением сделать так, чтобы все было хорошо.
— Когда ты критикуешь нашу ситуацию, нам видится, что ты как раз и сделаешь все так, как нам хочется. Значит мы ошибались?
— Мне бы надо было поговорить с вашими лидерами, но лидеры меня не любят и слушать просто не смогут.
— Но ведь ты сам сказал, что ты для них не опасен.
— Не опасен в том плане, что не претендую на их место. Но те идеи и тот путь, которым я следую, очень заразителен для других. Лидеры в этом видят угрозу, уже не себе лично, а самому явлению власти. Представьте, что будет, если значительная часть населения дистанцируется от системы?
— А может это и есть выход? Тогда ты все равно должен принять участие в нашей жизни.
Как учитель.
— О! А вот этого точно не надо! Какой я учитель? Учитель — это тот, кто знает, куда вести. Я же иду в-одиночку, сам ищу, сам натыкаюсь, сам ошибаюсь. И я вовсе не уверен, что поступаю правильно!!!
Я просто иду…
И никого не призываю идти за мной.
— Но если за тобой все-таки пойдут?
— Тогда пусть сами несут за себя ответственность. Каждый сам должен отвечать за свои поступки, за свои взгляды, слова, тексты, творения, выбранный путь и ошибки, допущенные при выборе.
— Это уже похоже на учение…
— Это очень сложный путь, поэтому десять раз подумайте, прежде чем удаляться.
А я ухожу. Мне пора
Если замешкаюсь, ваши лидеры не упустят возможности подрезать мои возможности…

Я пришел к тебе. Я наконец-то пришел к тебе, моя давняя подруга, моя милая добрая соседка, мой скромный молчаливый союзник — моя Пещера.

Я живу здесь уже тысячу лет. Я знаю здесь каждый камень. Я видел, как зарождалось здесь каждое из этих могучих деревьев. Я обследовал здесь каждую извилину земной поверхности — все, что может охватить собой солнечный свет. Лишь ты… Лишь ты одна — всегда оставалась для меня неприкасаемой. Ты, Пещера.

Твоя дверь всегда пугала меня своей зияющей черной пустотой. Я не знаю, когда и как ты здесь появилась, — возможно, что одновременно со мной — но помню, что всегда о тебе знал. Мы жили все это время бок о бок. В этих краях, в этом лесу, около этого водопада, под этим солнцем. Как соседи, друзья, близкие люди.

Меня иногда тянуло заглянуть в твои глубины, но мрак отпугивал. Все, что неподвластно солнцу, не вызывает у меня доверия. А вдруг там внутри опасно?…
Я привык не желать тебя. Но я привык, что ты рядом. Я даже полюбил тебя, просто за то, что ты есть. Мне нравится, как тебя окаймляют эти древние камни; как трава и лианы оплетают тропинку, ведущую внутрь. Мне даже нравятся те таинственные звуки, что доносятся из твоих глубин. Но я боюсь тебя. Я боюсь, что зайду и уже не выйду…

Но ты не думай, что я плохо к тебе отношусь. Ты же видела, как я защищал тебя всегда от камнепадов, пытающихся спрятать тебя, завалить грудой горных обломков. Я всегда готов защитить тебя и от вандалов, и от воров. Я всегда рядом. Мы же соседи.

Моя хижина проста и незамысловата. В ней течет обычная жизнь, похожая на этот маленький ручеек, который знает свое нехитрое дело и всегда бежит в нужном направлении, стремясь влиться в общий поток жизни. Мой быт — прост, тих и безмятежен.

Ты тоже всегда меня оберегала, пряча меня у своих врат и от дождя, и от ветра и от безжалостного июльского солнца. Я благодарен тебе за заботу. Но я никогда не мог пройти дальше твоего входа. Да мне этого и не хотелось. Я даже считал это бессмысленным. Я думал, что все так и должно быть. —

Мы рядом, но каждый сам по себе.

Какой смысл мне искать что-то большее, чем есть под этим солнцем? Зачем мне то, что скрыто от его теплого ока? …Тайна…загадка…- Я не щепетилен: если мне не дано что-то на этой земле, стоит ли искать это в ее недрах? Скрыто — значит скрыто.

Я много гостей повидал в этих краях. Они все шли к тебе, каждый со своей целью. Они радовались при встрече с тобой. Они без страха входили в тебя и возвращались счастливыми. Не все конечно: кто-то выходил со сломанной ногой и проклинал тот день, когда, собирая в дорогу свой скарб, забыл вложить в него фонарик. Кто-то выходил и пожимал плечами, мол: обычная пещера…
Я смотрел на них и не понимал: зачем они идут туда, где темно? Что они хотят увидеть в темноте? Узнать в пустоте? Определить в неизвестности?

Я спрашивал: что они видят там? Мне многое рассказывали. Противоречивое…
Говорят: у тебя внутри острые камни, на которые можно больно напороться, если неумело наступать…
Говорят: в тебе есть грот с подземным озером, в котором очень теплая и искрящаяся звездами вода…
Говорят: на твоих потолках гнездятся стаи летучих мышей, пугающие любого, кто ведет себя шумно…
Говорят: твои сталактиты и сталагмиты светятся всеми цветами радуги и блестят так, как ни одно природное явление на земле…
Говорят: в тебе много ходов, рождающих тупики…Говорят: ты есть лабиринт, из которого не каждый выходит…
Говорят: ты — то, куда стремится каждый живущий под солнцем и не боящийся темноты…

И вот я здесь…
Но не спрашивай меня, зачем я пришёл…
Ибо я не знаю…

— Куда ты уходишь?
— Искать воду.
— Но почему ты не пьешь из нашего колодца?
— Я уже пил вашу воду.
— Ну так пей дальше. Что тебе мешает?
— Я хочу испробовать другую воду.
— Другую воду…Но зачем? Разве наша вода не самая чистая и вкусная?
— Не знаю. Это как раз меня и интересует…
— Это очень глупо, опасно и неблагоразумно.
— А откуда вы знаете, что ваша вода самая лучшая?
— Но это же очевидно! В ней отражаются: небо, облака и солнце! А ночью она сияет миллионом звездных огней! Мы лечим ею наши тела и очищаем души! Она утоляет нашу жажду!
— Но это же может делать и любая другая вода.
— Мы не хотим другой воды.
— А вы видели другую воду? Вы пили ее?
— Нет. Но зачем нам это? Ведь наш колодец всегда с нами, и он неиссякаем. Зачем искать что-то там, когда все есть здесь, под рукой?
— Но я хочу испить другую воду. Мою жажду не утоляет вода из этого колодца. Мне надоел этот вкус. И, пока я не прочувтсвую другие вкусы, я не успокоюсь.
— Ты можешь заплутать. Что, если ты не найдешь там, куда уходишь, и вовсе никакой воды? Чем ты утолишь жажду?
— Я буду терпеть. И, покуда терплю, буду продолжать свой путь.
— А, если не найдешь, ты вернешься?
— Не знаю… Может быть вернусь, если будут силы…
— Вот видишь: ты сам не уверен, что этот путь принесет тебе успех.
— Но эта неуверенность — ничто по сравнению с той неуверенностью, что я испытываю сейчас к вашему колодцу!

*** *** ***

— Ты вернулся! О, слава нашему Колодцу! Ты жив…
— Да, я жив! И я здоров. Как видете, не умер от жажды и не иссох в этой долгой безжалостной пустыне.
— Ты брал с собой нашу воду?
— Нет, я не брал с собой ничего, кроме воспоминания об этой воде, и то, только для того, чтобы сравнить ее с другой.
— И ты нашел ее, ту — другую?
— Да, и вы не поверите, что я увидел!

Я долго шел по пустыне. Солнце нещадно палило мою голову. Мои уста высыхали… Я не раз падал, но поднимался, чтобы идти дальше. Моя воля вела меня к моей цели, и именно она придавала мне сил. И эти усилия не прошли даром.
Это было озеро…Прекраснейшее из всего, что я видел до этого! Оно лежало на ладонях этой земли как лепесток белого лотоса. В нем не просто отражалось небо, — оно в нем жило!
Затем я поднялся в горы и увидел там уйму горных ручейков. Их вода освежает и дарит молодость. Они стекают с крутых каменистых скал словно лучи солнца, пробивающиеся сквозь заросли серых туч и падающие со звоном на землю…
Я видел ключ — этот живой источник воды! Мне казалось, что именно там из него вода и рождается на свет! Видели бы вы этого младенца!… Его очи самые голубые и прозрачные на свете! Они даже прекраснее неба!

Еще были внезапные явления воды в виде падающих с неба капель. Жители тех мест называли это дождем. Им напитывалось все тело до такой степени, что ни снаружи, ни внутри не оставалось ни одного сухого места. Эта вода пронизывала полностью…
А еще я видел, как с неба падала белая вода в виде маленьких красивых холодных цветочков. Они ложились на горячую ладонь и тут же таяли. Но это мгновение дарило такую нежность…
Я много еще видел воды… То она неслась, как дорога, теряясь на горизонте; то таилась в темных пещерах среди холодных скал; то в виде белого облака ложилась на плечи высоких гор.
Она была всюду! И всюду она дарила жизнь!

И, что самое любопытное: все, что я увидел там, — не было создано человеком. Это были непосредственные дары, открытые и доступные любому, кто желал их принять.
Колодцы делаются в тех землях, где истинная вода — редкость. Их роют, чтобы добыть воду из земли. И это та же вода, просто человек помог ей выбраться наружу. Это вода для тех, кому не хочется идти ее искать. Подошел — испил. Это удобно, не спорю. Я и сам еще не раз буду так делать.

Но я больше никогда не буду утверждать, что эта вода, вода из этого колодца — самая чистая, самая вкусная, самая прозрачная и самая целебная, — потому как колодец — это совсем не источник!…

Где-то на переходе одной улицы в другую мне вдруг в голову пришла мысль: а как бы я отреагировал на то, что мне повстречалась бы моя зеркальная копия? Причем, отраженная не через зримый образ, а через сущностный.

Тут я стал представлять себе свою зеркальную копию — придавать ей зримый образ, наделять характером и манерой общения. И что же получилось? Мне для этого пришлось очень внимательно посмотреть на себя! Ведь для того, чтобы отобразить что-то, нужно сначала досконально изучить оригинал.

Первый мой ход был хитрым. Я решил, что мой антидвойник должен быть человеком. Я, конечно, придумал этому оправдание: мол не нашел понятию человека существенной противоположности. Многие утверждают, что противоположность человеку существует, и это — животное. Но я считаю, что между животным и человеком не зеркальная граница, а всего лишь ступенька, надстройка. Уточнять не буду, — сами знаете — какая. Но на самом деле мне просто хотелось в своем отражении увидеть все-таки, хоть и не себя, так хотя бы себе подобного.

Второй шаг. Я — экспериментатор. Поэтому мне не страшно поиграть с половыми различиями. Конечно же моя зеркальная копия должна быть другого пола. Догадываюсь, какие улыбочки сейчас осеняют ваши лица, мои дорогие судьи, но…Могу вас уверить, дело здесь вовсе не в моей слабости к слабому полу. Я вполне серьезно и обстоятельно рисую противоположный себе образ в виде женщины.

Итак. Далее. Возраст. Здесь проще: мне 43, значит ей должно быть 34. Не плохая разница! Удобная! Здесь даже хитрить не пришлось. С улыбкой представил себе свою противоположность, если бы мне вдруг захотелось ее создать лет так скажем в 47…(прости N. — прим. авт.)

Внешность. Ну здесь можно сильно не зацикливаться. Опишу свою зеркалку просто, чтоб вы не сильно напрягали свое воображение, рисуя мой образ в своем сознании. Она не очень красива; нет, не уродина, но… Ладно, не буду… Глаза — светлые, волосы — темные и длинные. Рост, рост… Даже не знаю…Если у меня — средний, может и у нее должен быть — средний? Как вот с этим быть, не знаю даже…

А еще она жутко болтлива. Часто смеется и смущается. Не любит пошлостей. Не переносит запаха табака. Постоянно грызет какие-то сладости. Не любит виски, кофе, крепкий чай и политику.

Она понимает детей. Как ей это удается? Собак не любит; особенно когда они облизывают ей руки и кидаются передними лапами на грудь. Считает, что это ужасно неэстетично. Вообще — чистюля мерзкая! Паталогическая страсть к стирке, мытью и уборке.

Из музыки предпочитает какую-то позитивно-шутливую муру, под которую ноги сами идут в пляс, а мозги прекращают свою работу, повторяя один и тот же глупый мотив. Она не любит душещипательную трагичную музыку, бьющую прямо в сердце своим долгим мрачным звучанием.

Ну, а если поточнее и объективнее, то она умеет быстро приходить в себя после тяжелых потрясений и тяжелых размышлений. В ней нет потребности долго вынашивать в себе свою боль, осмысливать ее и переосмысливать. Она вообще, надо сказать, не любит над чем-то долго размышлять и копаться в себе, ища ответы, которых нет. Зато быстро находит решения. Ума не приложу — как это возможно! Раз — схватила, обрадовалась, что получилось. Не схватила — пожала плечами и переключилась мгновенно на другое.
Не знаю, хотел бы я так…
Я ведь по сути — и люблю ее и не люблю… и понимаю, и не понимаю… и вижу, и не вижу… и думаю о ней, и не думаю…

Подойдя к порогу своего дома, я решил, что пора расставаться с этим зеркальным образом, ведь дома меня ждет совсем другой…
Не настоящий…
Обманный…
Я пытался его понять, дотронуться до него, поговорить с ним, войти к нему или в него, разоблачить его. Я даже пытался убить его! Но все пустое…
Он — обман.
Ведь для того, чтобы проникнуть в суть своего отражения — нужно не зеркало на стене.

А желание и умение сквозь преграду зеркальной иллюзии видеть и себя и не-себя!